Огненная кровь. Том 1. Ляна Зелинская
слабительная настойка, что я сделал для жены пекаря, пришлось влить ему в вино, почитай, треть склянки. Так вот, на дуэль он, конечно же, не попал, и был так зол, так зол, что уж и не знаю, как он меня за это не убил – гнался за мной, как ненормальный, с вертелом, да я схоронился в подвале в бочке из-под вина, в которой до ночи и просидел.
Но недолго я радовался, учитель, на ночь глядя, он опять взялся за старое, притащил в дом девок и начал показывать им разные чудеса! Зажигал пальцами свечи, лепил в небе звезды из светляков и драл подушки, чтобы перья летали по комнате, как снег. А после выпил кувшин полынного вина и дышал огнём точно паршивый дракон – закоптил весь шёлковый балдахин над кроватью, за который хозяин дома с нас не меньше тридцати ланей возьмёт!
Я пишу вам каждую неделю, учитель, как вы и просили, но в каждом письме буду снова это повторять – дайте мне совет, как вразумить Альберта? А то недалеко нам всем до беды. Или нас с ним сожгут на костре за ведьмовство, или за эти оставшиеся полгода, что мне следует быть с ним по вашему велению, я совсем разум потеряю. И на что я вам неразумный?
Ну вот, вроде это все последние новости.
С глубочайшим поклоном, пожеланиями здоровья, долгих лет и надеждой на скорейшее моё возвращение, ваш верный Цинта».
Мальчишка терпеливо топтался у двери, ожидая пока Цинта посыплет текст песочком, подует трижды, растопит воск и намажет большую бурую кляксу, а после пришлёпнет видавшим виды перстнем с голубями.
– Держи. Да смотри, неси аккуратно, пока не засохло, – напутствовал Цинта сына почтаря, сопровождая слова монетой в три леи.
Из всей почты Альберту сегодня было только одно письмо. Обычно в день их приходило по три-четыре, в основном от женщин, иногда от кредиторов, просителей отсрочить карточные долги или с предложениями сатисфакций. И Цинта уже научился мгновенно их различать. Послания от врагов – краткие записки, запечатанные чёрным сургучом. От дам – пухлые конверты, в пяти местах заклеенные алым воском и благоухающие цветочной водой. Кредиторы же и вовсе писали кратко – на карточках, не удосуживаясь скрывать свои требования под вензельными печатями.
А вот сегодняшнее письмо было особенным. Цинта повертел его в руках, разглядывая аккуратный бисерный почерк, и старательно понюхал. Конверт отчётливо разил кожей, видимо, от сумки, в которой его нёс мальчишка. Немного пижмой и полынью, это от конторки почтаря, в которой тот вечно прятал разные травы: от сглаза, крыс и для мужской силы. Но главным был лёгкий, почти исчезающий аромат духов: белая камелия и миндаль. Цинта бы поставил золотой, будь у него, конечно, золотой, на то, что письмо прислала роковая женщина. И хотя в остальном оно было обычным, если не считать того, что писала его обладательница изящного почерка и редких дорогих духов, но, судя по тому, как выветрился аромат, пришло оно издалека. А письма издалека, как Цинта успел убедиться на собственном опыте, не сулят ничего хорошего. Он ещё посмотрел на печать – ничего не значащие завитки, похожие на листок клевера, и пробормотал, разглядывая его на просвет:
– Ну, здравствуй,