Тонкая грань. Наталия Ячеистова
там, среди деревьев, видите? – указала Марина. – Восемьдесят процентов местных больных – с диагнозом «шизофрения». Но и с этим можно жить… Знаете, сам Кащенко очень осторожно относился к этому диагнозу, считая, что между безумием и гениальностью – всего лишь тонкая грань… Может, кто-то сейчас лечится у нас, а в следующем веке будет признан гением, – добавила она с улыбкой. Лицо её на мгновение приняло какое-то странное выражение, и мне опять вспомнился её отчаянный вид в поезде – и подумалось: а случайно ли она оказалась здесь? Не связана ли она с кем-то из находящихся здесь людей?
Я подошла к Марине и поблагодарила за экскурсию. Она, слегка прищурившись, внимательно всматривалась в меня – теперь настал её черёд вспоминать. Но, похоже, ей это сразу не удалось, что и понятно: внешность моя вполне заурядна, да и почти год прошёл с той встречи.
Гуськом спустились мы вниз по крутой деревянной лестнице и оказались на улице. Вдоль однотипных невысоких корпусов возвращались мы в полной тишине к воротам клиники, за которыми нас ждал автобус.
Я немного приотстала, шла не спеша, думая о Марине. Взгляд скользил по зарешечённым окнам – за ними, в глубине, колыхались безмолвные тени. И тут совсем рядом выплыло из полутьмы мужское лицо – серое, с жидкими патлами спадавших на лоб волос. Встретившись взглядом, мы замерли. Сквозь стекло на меня смотрели светлые неподвижные глаза. Кто этот человек? Как он попал сюда? Кем был прежде? Тень улыбки скользнула по его лицу, и из приоткрытого рта к подбородку потянулась тонкая бороздка слюны. Мне сделалось жутко. Какая-то сила будто отбросила меня в сторону, и я поспешила догнать нашу группу, продвигавшуюся по берёзовой аллее к выходу.
Ко мне подошла Елена:
– Куда ты пропала? Я потеряла тебя.
Я взяла её под руку.
– С тобой всё в порядке? – спросила она, вглядываясь в меня.
– Да, – ответила я, – слава Богу!
Я чувствовала облегчение и усталость, как после сложного похода. В течение нескольких часов я словно шла по грани, разделявшей прошлое и настоящее, самоотверженность и боль, отчаяние и воскресение к жизни. Это была очень тонкая, почти невидимая грань. Она не заканчивалась у ворот, а простиралась вдаль, в бесконечность.
Безвременники
За окном моросил дождь. Небо затянуло тучами, ветки деревьев с остатками рыжей листвы зябко покачивались на ветру. Подумать только: октябрь едва начался, а уже так холодно и хмуро! Лена потянулась в постели. Вставать не хотелось, но и откладывать запланированную поездку на дачу было неразумно: надо собрать яблоки, уложить оставшиеся вещи, словом, закрыть сезон окончательно. Можно, конечно, дождаться мужа из командировки и поехать вместе на машине, но она уже отвезла дочку к бабушке, да и вскоре обещали заморозки… Нет, надо ехать!
Быстро собравшись, Лена надела рюкзак и отправилась на вокзал. В свои неполные сорок она была легка на подъём, и ей обычно не составляло труда отправиться в путь – будь то в жару или стужу, только вот осеннюю сырость она недолюбливала, поэтому и настроение в то утро