Прядь. Владимир Масленников
в котором священник не мог себе отказать. В этот вечер внимание священника привлёк том «Одиссеи» Гомера, написанный по-гречески, он вероятнее всего попал сюда в качестве подарка одному из предшественников ныне царствующего монарха. Пролистав книгу, тер-Андраник остановился на главе, в которой Одиссей входит в царство Аида. Встречи царя Итаки в потустороннем мире напомнили ему минувший день, в течение которого он так же встречал многих людей, подобно теням из прошлого, пытавшимся выведать от него хоть немного о том, что творится за стенами крепости… Тогда тер-Андраник понял, что отдохнул достаточно. Лучше быть последним подёнщиком на земле, чем царём над тенями – так сказал Одиссею погибший под Троей Ахилл. Тер-Андраник понял, что это предельно точно отражает и его состояние. Чувство незавершённого дела висело над ним, как дамоклов меч, и каждое слово, сказанное в праздных беседах, напоминало ему, что он наслаждается спокойствием незаслуженно. Отдых, казавшийся вчера необходимым, сегодня представлялся уже излишним, как будто, имея возможность действовать и исполнять своё предназначение, тер-Андраник предпочёл добровольное погружение в мир теней.
Встряхнув головой и усмирив беспокойные мысли, тер-Андраник поставил книгу на место и нашёл Азата с Вараздатом. Он отдал им последние распоряжения насчёт завтрашнего утра и отправился спать. В вечернем евангельском чтении по удивившему его совпадению попалась притча о Лазаре и богаче, в которой последний, упустив возможность для исправления своей жизни на этом свете и оказавшись на том, тяжко страдал от невозможности изменить посмертную участь себя и своих близких.
– Потому что земная жизнь – это время, когда нужно действовать, – сказал сам себе тер-Андраник и задул свечу.
* * *
Утром отряд выступил в путь. Коней направили на восток, мимо дымчатых берегов озера Геларкуни, к зелёным холмам Арцаха и землям древней Албании.
Глава III
Мысли с шумом, отдавая пульсирующей болью, роились в голове. И первой из них была: «Неужели я жив и на этот раз». Сознание постепенно возвращалось к Ингвару, хотя он и не мог понять, где находится и как сюда попал. По правде говоря, бой, да и всё происходившее за сутки до него, представляли собой в голове юноши сумбурное месиво из обрывочных воспоминаний. Постепенно, как рука резчика по дереву создаёт из грубой доски тонкий узор, разум Ингвара восстановил образ и последовательность событий.
Приходить в себя из небытия во второй раз оказалось духовно легче, однако телесно тяжело, как и прежде. Безумно болела голова, и по сравнению с пробуждением после крушения добавился ещё и отвратительный привкус крови во рту. Ломота сковывала всё тело, чтобы хоть немного стряхнуть её, Ингвар попробовал пошевелить конечностями, после чего обнаружил, что его руки и ноги стянуты тугой верёвкой.
Веки