Две Лии и Иаков. Книга 3. Алик Серебров
богов и Лавана. Серенькой мышке Лие, что подслеповатыми глазами робко поглядывает на мир, важен результат.
Лия-Адат, с наслаждением поерзала, устраиваясь поудобнее, и почувствовала на воспаленных глазах влажную тряпицу.
– Мама, – прошептала. – мама. Когда же ты успела?
– Как только увидела цветочки в твоей корзинке, сразу занялась. Лежи спокойно, дочка. Постарайся уснуть.
– Не раньше, чем расскажу тебе, как защищала свое имя. И наказывала обидчиков. Это я тоже умею, не думай. Изменилась я очень, мама. Чего только не передумала, когда в дальнем загоне пришлось помогать беспомощным. Правду говорят: «Как бы тебе ни было плохо, есть люди, которым еще хуже». Теперь не перебивай, мама. Я постараюсь рассказать тебе все, что произошло за последние дни. Но только очень коротко и без обстоятельных объяснений. И без вопросов. Прошу тебя. Снова пообещаю, что отвечу на все—все.
Лия подумала, и начала свой рассказ. О суде и приговоре, о наместнике и жрецах, об испытаниях и событиях на плоту, о том, как выбралась из воды и возвращалась в город. Как незнакомец устроил ей экзамен, и как она не только его выдержала, но и познакомилась с милым осликом Люцием. Как вернулась на место суда и доказала всем свою невиновность. О том, как догадалась, что их хотят убить, и им ночью пришлось пробираться в дом к незнакомцу. Упомянула помощь Люция, чем вызвала смешок матери. Как познакомилась с Устадом и Рабити, какими замечательными людьми они оказались. Поведала историю кормилицы, и услышала всхлипывание Адины. Потом рассказала, как боролась за то, чтобы клеветники сполна расплатились за нанесенное оскорбление. Об участке и наемниках, о Джерабе и Мароне. Голос становился все тише, язык заплетался. Лия повернулась на бок, свернулась клубочком: «Мама, все завтра мама».
Поглаживая дочь по волосам, Адина подумала: «Девочка моя. Как же так случилось, что тебе выпало столько, что иному и жизни не хватит, чтобы хоть малую часть пережить». Поправила одеяло и тихо вышла из комнаты.
Разбудила Лию знакомая перекличка осликов в подворьях поселка. Каждое утро они перекрикивались, по—своему обмениваясь вчерашними новостями и напоминая хозяевам о необходимости позаботиться об их, осликов, благополучии. Девушка потянулась, намереваясь позволить себе слабость понежиться в знакомой до каждой мелочи постели. Не тут-то было:
– Адат, подъем. Теперь на нас свалилась такая куча забот, по сравнению с которыми прежние обязанности покажутся, просто отдыхом. Открывай глаза, и, если мы уже в состоянии различать свет вокруг себя, поднимайся, – строгий голос подруги не оставлял никаких надежд на еще хоть несколько мгновений заслуженного отдыха.
– Тарбит, неужели вчерашнего недостаточно, ведь ночью ты всем разъяснила какие неприятности ожидают тех, – здесь тон сознания— компаньона изменился и стал нарочито низким, – кто осмелится пойти против могучей и ужасной Лии.
– Вставай Адат. Не балуйся.