Ваш Андрей Петров. Композитор в воспоминаниях современников. Коллектив авторов
на ход ноги!» И наливал в красивые стаканы виски, на полпальца. Я говорю: «Так самогонка же, невкусно!» А он: «Попробуйте, а вдруг понравится?» Ну я и пробовал – по капельке. На пятый или шестой раз меня как пробило – я выпил и попросил еще. Вдруг вкус почувствовал. Радости Петрова не было предела: «Ура! – ликовал он. – Нашего полку прибыло!»
Мы знали, что Петров был по натуре весьма влюбчивым. Сам он говорил об этом так: «А что вы хотите? Влюбляешься – и пишешь! Речь не о супружеской измене. Семья – это святое! Но благодаря сильному чувству рождается новая песня. Обязательно нужна влюбленность. Чем все кончается – это не важно. Но только без этого состояния мелодия не рождается». Для меня это признание послужило еще одним подтверждением того, что предметом музыки является любовь и только любовь, во всех ее проявлениях.
Однажды Андрей Павлович спросил меня с чуть заметным оттенком иронии: «А вы себя не чувствуете, Боря, несколько ущербным в своей гетеросексуальности?» – «С чего это вы, Андрей Павлович?» – «А я вот уже чувствую свою ущербность. Вокруг нас так много чего-то иного…» Таким был его шутливый комментарий к своей «старомодности».
А вот чего ужасно не любил Андрей Петров, так это праздновать на людях свои дни рождения. Хотя других с этими датами старался поздравить обязательно. Сам же Петров в день рождения всегда уезжал в другой город, а то и за границу. Терпеть не мог все эти трафаретные букеты, дежурные подарки и слова. И крайне резко относился к тем чиновникам, которые в дни своего рождения благосклонно принимали вереницы посетителей с цветами и коробками. Вот это он открыто ненавидел и костерил последними словами. И все никак не мог понять, почему начальники не пресекают, а часто даже поощряют это безобразие. Только вот на свои юбилеи он сдавался: куда было деваться!
Нас всех – сотрудников Петрова – невероятно поражала его бодрость. В свои 75 он мог два раза за одну неделю съездить в Москву. Причем в вагоне сразу же укладывался спать, а поутру, как ни в чем не бывало, пригладив вихор на затылке, отправлялся по делам. Мы все не сомневались, что Андрей Павлович – уж точно долгожитель. Он выглядел всегда великолепно, был бодр, подтянут и, казалось, никогда не знал усталости. Когда же он заболевал – что случалось нечасто, – то тихо уползал, по его словам, «как собака в конуру», и свято выполнял все предписания врача и своей супруги Наталии Ефимовны, по часам дававшей ему капли и пилюли. Болеть он очень не любил, но брал себя в руки и был абсолютно послушен, стараясь избежать возможных осложнений.
И все же однажды – после своего 70-летнего юбилея и фестиваля «Андрей Петров в кругу друзей» – Андрей Павлович вдруг заговорил со мной о смерти. «Ну что, Боря, по-видимому, это – всё». – «В каком смысле?» – не понял я. – «В смысле конца жизни», – ответил Петров. – «Да вы что, Андрей Павлович! На вас еще девочки заглядываются!» – «Девочки, конечно, хорошо, но, кажется, пора уж подводить итоги». Я сильно возмутился, и в результате мы спустя пять лет успешно провели его фестиваль «Сотворение