Вверх на малиновом козле. Игорь Савельев
у нас жених со стажем».
И разумеется, когда вырулили из кустов, начались обычные стенания на тему «как ты ездишь в этой девчачьей таратайке»; отец будто бы специально расправился весь, чтобы едва не упереться темечком в потолок. Антон усмехнулся и прибавил радио. Скучает по своей любимой игрушке, да. Но вообще, строго говоря, с этим внедорожником как-то сразу не повезло. Антон видел «BMW» только однажды, в первые дни, когда отец, надутый от гордости, заехал за ним на работу, – и надо же было такому случиться, что именно тогда, пока они сидели в ресторане, ему в полстекла налепили круглую наклейку «Я паркуюсь как хочу». Ему и еще парочке машин на том же тротуаре. О, это надо было слышать. Как он орал!.. Минут тридцать. Столько ушло на отскребание. Травмировать новенькое стекло чем-нибудь острым, естественно, было нельзя, а эта хитрая штука так просто не отлеплялась – только кусочками, чешуйками, как советская переводная картинка.
– Давай ты скреби теперь, ногти-то зря отрастил, что ли? – бушевал отец. – Погодь, дворники надо включить, чтобы отмокло…
Особенно его, всесильного и непобедимого, бесила публичность унижения: на них таращились прохожие и официанты из окна ресторана.
– Уроды!.. Они что, не видели?! Боятся выходить… Всего, сволочи, боятся… Ниче, я позвоню хозяину этого места, разгонит всю эту шушеру в двадцать четыре часа…
Он не знал, на ком сорваться.
– Суки… Я все равно узнаю, кто это… Креативная молодежь, блин… Они у меня завтра будут плакать кровавыми слезами… Понавезли наклеек из Москвы, ур-роды малолетние…
Дряни западной нахватались.
Впрочем, когда от круга остался лишь полупрозрачный, подобный привидению след, отец – непонятно отчего и мгновенно – повеселел. Как обычно.
– А все равно они боятся.
– Кто, официанты?
– Не… Смотри, они же не решаются клеить со стороны водителя. И правильно. Их же тогда вообще начнут убивать на месте…
Они выехали с проселка на трассу: теперь можно было открыть окна (пыль все равно скрипела в механизмах); теперь их не швыряло в сторону от грязных «КамАЗов», покоряющих жестокий грунт, как марсоходы Красную планету.
– Хотя бы сто тридцать она у тебя по трассе выжимает?
– Хоть двести, – небрежно ответил Антон, подбавляя газку.
– Да ну, двести, скажешь тоже… Движок-то комариный…
– Ну тогда держись…
Конечно, не двести, но отец действительно держался за потолочную ручку (как бы подчеркивая, сколь неудобно ему в позорной корейской малолитражке), а впрочем – подпевая радио и вообще всем своим видом выражая животную радость жизни.
– Черт, гайцы.
Антона покоробило это слово, как всегда коробило; он подумал об этом даже прежде, чем увидел смазанный желтый жилет и полосатый жезл наперерез.
Остановились далеко – метрах в двухстах. Антон еще подумал – сдать ли назад.
– Посиди, –