Последняя сказительница. Донна Барба Игера
отвечает тоненьким голоском:
– Я Зетта-четыре, эксперт по нанотехнологиям и хирургии. Я служу Коллективу.
Она даже не морщится, когда мужчина смотрит ей в глаза и близко подносит свой прозрачный нос к её лицу.
Зетта-четыре с Хавьером, наверное, одногодки. Она сидит неподвижно, а мужчина сгибает её кисти вверх и вниз.
– У неё такие маленькие пальчики, просто идеальные.
Брик поворачивается ко мне и берёт за ручку корпоскоп. Он подключает его, как всегда делал педиатр, и прибор сверкает розовым светом.
Брик наклоняется, начиная осмотр с ног, потом ведёт прибором по коже вверх, время от времени отстраняясь на длину вытянутой руки и глядя на экран. Когда он проводит им выше пупка, мне хочется стукнуть его по руке, но я понимаю, что надо закрыть рот на замок и играть свою роль.
Брик подносит конец прибора к губам, нажимает на кнопку и говорит в него так же, как в микрофон.
– Пульс в пределах нормы.
Он ведёт руку снизу вверх.
О Господи! Глаза…
Рука пока низко, и я не вижу прибора, но чувствую, как он ползёт по шее, подбородку, около губ…
Дойдя до переносицы, корпоскоп гудит и мигает ярко-розовым. Всё кончено. Брик наклоняется, вглядывается. Он так близко, и свет в комнате такой яркий, что даже я вижу крохотные кровеносные сосуды, паутиной покрывающие бледную радужную оболочку.
– Канцлер? Мне кажется, вам будет интересно, – сообщает он.
Я застываю на месте, не в силах шевельнуться. У меня перехватывает дыхание. Кажется, я понимаю, что такое шок.
Канцлер смотрит на экран.
– Гм, изъян.
Она нажимает на кнопку.
«Глазная болезнь. Диагноз: retinitis pigmentosa», – суровым тоном сообщает корпоскоп.
– Её глаза ничем не отличаются от остальных, – говорит Брик.
Канцлер вздыхает:
– Многие физические недостатки не видны невооружённым глазом.
Я стискиваю зубы. Родители, конечно, пытались меня защитить, но я же не инвалид.
Брик снова сканирует мои глаза и качает головой.
Просто не верится, что я преодолела столько трудностей и пережила много веков, чтобы вот так закончить путь. Но мы знали правила, и всё-таки принесли в новый мир болезнь. Родители поклялись, что я здорова, и подписали подложную медицинскую справку. Дежурные избавились от Бена за менее тяжкие грехи. Я размеренно дышу и сажусь на трясущиеся руки.
Но с головой у меня всё в порядке. Если от меня решат избавиться, перед уходом я выскажу им своё мнение. Я тут же разжимаю зубы и открываю рот, чтобы сказать всё, что думаю…
Канцлер поворачивается к Брику.
– Не имеет значения. Её глаза нас не интересуют. Нам нужен мозг.
Я поворачиваюсь к ней.
– И всё же в физическом плане они своеобразны, – с сарказмом говорит Брик.
Кто бы говорил!
– Коллектив приложил огромные усилия, чтобы исключить подобное. Так ведь, Брик?
Брик съёживается.
– Да, Канцлер.
– Поэтому у нас полное единодушие, –