Сотворение мира. Елена Крюкова
явленные Сроки,
Мессии, судьи и пророки,
В голодный нищий закуток.
И напою грузинским чаем,
И, чтобы не сойти с ума,
Зажгу дешевыми свечами,
Рабочих рук своих лучами
Тебя, Египетская Тьма.
Давид и Саул
В метели, за сараями, в ночи,
Где вой собачий Сириусу любый,
Пылали руки – две больших шальных свечи,
Звенела арфа и метались губы.
Сидели на дровах: один – мужик,
Под шубой плечи в бархате пунцовом.
Другой, пацан, щекою к арфе так приник,
Как к телу жаркому скорбящим лбом свинцовым…
На голове у грозного тюрбан
Увенчивался золотой короной.
И, сгорбившись над арфой, опаленной
Огнями пальцев, пел и пел пацан.
Он пел, и реки глаз его текли.
Собаки в подворотне подвывали.
Он пел – ручьи весною вдоль земли
Его мелодиями небо целовали.
Он пел и пел,
в снег его хлестал,
А грозный царь его, насупясь, слушал,
И арфа наподобие креста
Распяла плоть, бичуя счастьем душу.
Он пел о том, что все мы вновь умрем,
О свадебном наряде, что срывает ветер,
О том, как перед звездным алтарем
Стоят, смеясь, замученные дети!
О том, как нежно гладят старики
Сухие корни светлых рук друг другу,
Как любящие – Времени тиски —
Зажмут меж наготы каленой – вьюгу…
Он пел – и больше было не понять,
О чем! Он пел, и арфа содрогалась!
И шли ветра и шли – за ратью рать:
Кадыка нежность, губ отверстых жалость!
А царь, лоб уронив на кулаки,
Сдуваемый метелью с дровяного трона,
Шептал: «Играй, пастух!… Моей тоски
Никто не понял в полночи бездонной,
Лишь ты на бычьих жилах все царю сыграл,
Все спел – мои посты, и праздники, и войны:
О, ты играл – а я-то – умирал,
А я-то – думал, что умру спокойно!…
Мой мальчик, о, спасибо же тебе,
Утешил мя!… И многольстивой речи,
И зелья крепкого не надобно в судьбе —
Метались бы над арфой руки-свечи…
Спасибо, сын мой!… Буду твой отец!…»
Схватил и сжал до боли руку пастушонка,
И наклонился над ладонью, и венец,
Упав с тюрбана, покатился звонко.
И в круговерти вьюги жадно царь приник
К руке ребенка – на одно мгновенье:
Хотел одним глотком все выпить песнопенье,
Хотел найти губами, где родник.
Царица Астис прощается с царем Артаксерксом
…И вырвалась она из рук
Владыки Трех Миров Подлунных.
И свист метелей многострунных,
И поездов, и рельс чугунных
Закрыл огромный сердца стук.
Она стояла на свету.
И факелы в руках охраны —
Немых юнцов и старцев пьяных,
Наемников, чьи кровью раны
Сочились в перевязях