Воин аквилы. Владислав Шмыглёв
может быть, несколько раз польют нас дождём из ядовитых стрел и успокоятся. Там же, верно, не целая армия. А если и так, но ведь и с нашей стороны ответ тоже будет. Ведь так, Гней?! Сколько в расположении воинов?
– Да, принцепс, хотелось бы верить твоему столь бесстрашному монолитному убеждению. Да только вот… – в ответ испуганно проронил командир крепости и, в повисшей искромётной тишине нервно сглотнув подступившую слюну, задыхаясь, добавил: – Да только вот воинов в крепости вместе с преторианцами из императорской свиты едва ли три сотни наберётся. Эх, а я ещё, как назло, и немалый отряд лихих разведчиков не вовремя отправил. Какая уж тут разведка. Выжить бы теперь. Да и не нам вовсе, а тебя бы вот, главное, принцепс, уберечь!
– Хм, ну что, Гней, выходит, моё монолитное убеждение касаемо бездейственности нашего врага оказалось не совсем верным. В таком случае даки заслуживают лишь похвалы. С таким врагом скрестить мечи будет в радость. Ну что же вы все приуныли, мои верные и храбрые соотечественники, да, звук вражеского карникса приближается, но неужели он смог напугать ваши пропитанные римским духом души и сердца? Не стоит бояться сущей неизбежности. Если такова воля богов, мы дадим бой. И в смертном горниле полного ожесточения я буду вместе со всеми вами, таково моё решение. Вот, слышите, уж и стрелы в ход пошли. А значит, вскоре и сам штурм начнётся. Но ничего. А то, что даки решили ударить, это в какой-то мере даже хорошо. Будет возможность узнать их примерные силы перед дальнейшим наступлением на Тибиск. Узнать всем тем, кто сможет уцелеть. Эх, нам бы только продержаться до полуночи, а там, глядишь, и командующий второй частью вой ска Маний Лаверий Максим подоспеет. Ведь на впереди лежащую дакийскую крепость было нами условлено ранее единой армией наступать. Но всему этому следует, как я истинно верю и полагаю, осуществиться позже, а сейчас, командиры и преторианцы моего охранения, к бою!
И в этот же самый миг, когда эхо императорского посыла, достигнув предела, окутало слух и внутренний зов каждого из соратников, находящихся в командирской палатке, совсем неподалёку, а именно с южной стороны от лагеря, неожиданно раздался ещё один звучной гул, принадлежащий ни с чем не сравнимому и по-особенному будоражащему римскому рогу корну. Настолько глубоко и сильно, что даже сам император в порыве нахлынувшего восхищения и радости, позабыв о то и дело падающих дакийских стрелах и думах грядущего штурма, лихо кинулся прямиком на крепостные стены навстречу неистово перебивающего шум вражеского карникса благоговейным звукам. Кинулся, несмотря на многочисленные испуганные возгласы стражников и командиров свиты, дабы воочию узреть спустя дюжину восторженных и лёгких мгновений под непрекращающийся громкий грозный ритм показавшиеся из неожиданно нахлынувшего на округу густого тумана стройные ряды легионеров. Солдат, относящихся к вексилляции первого италийского легиона, которые, в свою очередь, совершенно не теряясь и не пятясь испуганно в разные стороны, а наоборот, умело