Тайная история Тартарии. Том 1. Паны, холопы и Другие. Вук Задунайский
вот уже дело шло к вечеру, лес погружался в сумерки, и тени деревьев вытягивались разлапистыми чудищами.
– Ничего, ничего, – успокаивал Софью Максим Лихолет, уже добела умытый, переодетый в новое и чистое, как подобает казачьему полковнику с шестопером за кушаком, – к ночи доберемся.
Он оглянулся, будто ожидая подтверждения своих слов. Из леса невпопад заголосила кукушка, и в тот же миг из окрестных кустов грянул залп, а затем из лесу на дорогу ринулись всадники в вороненых кольчугах, в мисюрках с волчьими хвостами, с подвешенными кольчужными бармицами. Сыновья Ивана схватились было за сабли, но тут же замерли, увидев ствол пистоля, направленный в лоб матери.
– А ну… бросайте! – рявкнул Максим Лихолет. – Только дернетесь – я ей дырку в голове проделаю! Мозги сквозняком выдует!
Спустя несколько мгновений, когда с казаками, охранявшими возок, было покончено, один из всадников подъехал к атаманскому семейству и с поклоном снял шлем.
– Пани Софья, я барон Гжегож Левартовский, ротмистр панцирной хоругви, мне приказано доставить вас к королю. Поверьте, я не причиню вам зла.
– Да я скорее порешу себя! – возмущенно закричала женщина.
– Порешишь, как же! – Лихолет распахнул дверь возка и схватил Софью за волосы. – Да что с ней панькаться?!
– Не сметь! – рыкнул барон, занося саблю над головой предателя. – Она благородная пленница!
– Да тьфу на тебя, пес бесхвостый! Ни ты, ни круль твой мне не указ! – Он в гневе оттолкнул было ротмистра и тут же отшатнулся: клинок польской карабелы едва не полоснул его по лицу.
– Ах ты гадючье семя!
Казачий полковник выхватил из ножен украшенный золотом килич и бросился в атаку. Панцирники двинулись было на помощь командиру, но тот лишь усмехнулся и жестом остановил их. Схватка была стремительной и бескомпромиссной. Пару раз уклонившись от атак рассвирепевшего казака, ротмистр ушел в сторону, пропуская его саблю мимо себя, и тут же острый клинок карабелы чиркнул Максима по гортани, распарывая ее и лишая изменника жизни.
– Прошу извинить, ясновельможная пани, – начал было он, и вдруг удар в грудь сбил его с ног.
Он отлетел, едва удержав в руках саблю, будто ураган пронесся над лесной дорогой. Гжегож приподнялся на колено, и вновь резкий удар и падение, а затем кто-то схватил его. И тут барон услышал слова, обращенные вовсе не к нему:
– Ты цела, сердечко мое?
– Да, свет мой! – послышался в ответ нежный голос Софьи.
Гжегож Левартовский ошарашено огляделся. Три десятка панцирников лежали на дороге без движения. Похоже, из всего посланного королем отряда живым оставался он один.
– Прости, задержался. Татары в большой силе навалились, но мы их картечью славно попотчевали. А как ты ножом заветным каравай пробила, так у меня сразу сердце кольнуло. Заспешил, да, видать, припозднился.
– Ну что ты, Ванечка, как всегда, вовремя поспел.
Иван Сирко еще раз тряхнул ротмистра.
– Ну