Пациенты. Владимир Плеханов
тамбур и открыть дверь прямо на ходу, благо двигались очень медленно. Так я и сделал. Решительно встав со своего места, выйдя в тамбур и приблизившись к наружной двери, какое-то время у меня не было решимости открыть ее, но любопытство взяло верх, и я уверенно схватился за ручку. Как только дверь широко распахнулась, в лицо мне тут же повеяло таким прохладным и свежим воздухом, что я некоторое время не мог надышаться, с наслаждением втягивая его через ноздри, такой уж он был «вкусный», в меру опьяняющий, хотя посторонних запахов в нем я не чувствовал. Мои уши охватило непривычно сильное гулкое эхо звенящих вагонных колес, мерно и монотонно проскальзывающих рельсовые стыки. «Слишком громкий звук слышался, наверное, от того, что воздух здесь был каким-то уж очень плотным, насыщенным», – подумал я, продолжая по-своему анализировать положение дел.
Все, что я наблюдал в дальнейшем, имело существенные отличия от того, что я видел из окна вагона. Сначала погода. Не ощущалось ни малейшего дуновения ветра, потому что ни на одном лесном дереве я не заметил покачивания ветвей. В небе висели плотные облака, но самое примечательное в том, что они не были серыми или белыми, как мы привыкли их видеть, а разноцветными! Обычные с виду тучи играли и переливались всей пестрой гаммой красок, но это точно была не игра солнечного света, потому что самого светила за их плотным слоем даже не было заметно, будто его и не было.
Пестрое мерцание облаков происходило хаотично, само по себе, и каждую секунду цвета меняли свое расположение. Однако, несмотря на «пасмурность», дождем больше не пахло. Такое удивительное и неповторимое мерцание облаков я видел первый раз в своей жизни, и могу с уверенностью сказать, что по красоте оно явно превосходило всполохи полярного сияния! Признаюсь, я неоднократно бывал в северных широтах, и знаю, о чем говорю… Когда я, как завороженный, продолжал долго смотреть на свечение облаков, мои глаза начинали слепнуть, и я был вынужден периодически отводить взор, дабы сохранить способность глаз наблюдать за окружающим.
Чуть позже, все еще стоя у двери тамбура, я занялся изучением поверхности земли, по которой неспешно двигались наши вагоны. Она оказалась черной, как смоль, и совершенно нельзя было угадать, растет ли там какая-нибудь трава или цветы. Все выглядело так, будто вся почва в этом месте была кем-то с особой тщательностью, нарочно жестоко выжжена, да, похоже, так и осталась мертвой. Тем не менее, на этом унылом и мрачном природном фоне существенно выделялись привычные глазу деревья и кусты. Но и они были черны, будто обуглены, и стояли, застыв в своих вычурных формах, а по самым краям их ветвей наблюдалось свечение яркими мелкими белыми огоньками, что привносило в эту тусклую атмосферу немного света и даже тепла, пусть и холодного. В целом это зрелище было до того необычным и потрясающим, что по моему телу опять побежали мурашки.
Посмотрев вокруг, я посчитал, что уже наступают