Шаль ламы. Повесть и рассказы (с иллюстрациями автора). Виктор Овсянников
их к правителям – тиранам да душегубам – да недоверием к правителям мягким да справедливым.
Тяжко больна Русь, почти, а то и вовсе безнадежно. Потребно излечить её, поставить на путь праведный, сколь можно сие. Упокоить смятённого духом Государя, залившего пол Руси кровью виновных, да больше – неповинных. И шаль потребна тому в помощь. Ты всё ж казак, не холоп жалкий, разуметь должон.
Молвил я тебе про запасный путь к Государю, ежели с Бекбулатовичем случилось чего да иные пути обрежутся. Царь по большей части проживал в Александровской слободе, сделавши крепость неприступную да окружив себя неусыпной охраной опричников верных. Хоть опричнина и кончилась, да верные царю люди из неё остались. Хорошо ведом мне опричник бывший, конюх Государев – Фетка Суря Яковлев сын2. Он часто ездил к Государю в слободу да, слыхал я, поныне верен да близок ему.
– Брось кривить, басурманин, речами своими путанными! Ты де крещеный, говоришь, Иуда? Братьев своих предал. Коему ж ты Богу веруешь – Аллаху басурманскому али Господу нашему Иисусу Христу? Да есть ли в тебе Бог, бывший государев человек?
Лишь на миг сверкнули искры в раскосых глазах татарина, да не скрылись от Ермака. Напряжение в каждом из них нарастало и грозило недоброй развязкой. Но тут круглолицый мурза расплылся в такой улыбке, на какую способны бывают лишь дети татарского племени:
– Ты верно молвил, казак: государев я был человек, им и остался в душе моей грешной, да Бог мой – государев Бог! Нет народа, более преданного своему Государю, коего они равно страшатся и любят. Всюду Господня держава с Государем, Богом посаженным, в сей да в грядущей жизни!
Сладкая, но коварная улыбка татарина не сходила с лица. Тревожно и тихо стало вокруг, лишь в пожухлой траве разом затрещали кузнечики. В предвечернем воздухе было звонко, нестерпимо жарко и душно. Пахло скорой грозой.
– А кто твой Государь и кто твой Бог? – ошарашил ехидно мурза Ермака каверзным таким вопросом.
Опешил Ермак. От вопроса такого он словно язык проглотил. Вместо разгневанных слов только кровь наливала лицо.
– Не мучь себя, я сам поведаю тебе – прервал раскаленную тишину Тимер-мурза. – Из племени ты жидовствующих, христопродавцев, католических выкрестов. И Бог твой – наш, да не наш. Что замолк? Убей поганого татарина, коли не так. Я все ведаю да все скажу, аки на духу – на то и чаял встречи с тобой, желал пуще всех радостей земных и грехов моих тяжких отпущения.
Обмяк наш Ермак, атаман-герой, разбойник бравый и беспощадный. Только и смог прошептать сквозь скрежет зубов и дыханья жар:
– Говори, мурза, все говори, что про меня ведаешь! Иначе убью тут же, раздавлю аки тварь мерзкую, с землей сравняю. Ни Бог, ни Дьявол не воспретят!
Помолчал маленько татарин-купец, понял хитрожопый, что теперь спешить некуда и рассказ пойдет небыстрый. Никуда теперь Ермак-богатырь от него не денется, покуда не поведает
Первый известный автору и обнаруженный им достоверный предок красноярских родов Суриковых и Нашивошниковых. Внук его – Ивашка Суря – был сослан из Москвы в Сибирь и участвовал с казаками в экспедиции Хабарова к побережью Тихого океана. От них и произошла сибирская фамилия Суриковы. Подробнее: Виктор Овсянников. Корни и кроны. М. Ridero, 2019.