Выбор. Анна Белинская
нет, нет! Мы так не договаривались!
Хочу возразить, но этот наглец с легкостью прихватывает с пола сумки и направляется в сторону кухни.
А откуда он знает, где в моей квартире кухня?
Следую за ним, и когда мы остаемся на кухне вдвоем, прикрываю дверь.
– Если ты… то есть вы согласились, чтобы не обидеть Никиту, то вовсе не обязательно нарушать твои… ваши…
– А че на ужин? – не церемонясь. – С утра ни че не ел, – шаркает глазами по газовой плите.
Вот так просто, да?
– Тушеное мясо с рисом, – отупело говорю я.
Господи, Жукова, очнись! Ты правда собралась его кормить?
«Но он же ехал с работы, возможно, голодный. Не погнушался изменить свои планы и помочь тебе с тяжелыми сумками», – подзуживает мой внутренний голос.
Мне хочется крикнуть ему – «заткнись!», но не успеваю.
– Это типа плов? – усмехаясь, выгибает бровь наглец.
– Это типа отдельно тушеного мяса и отдельно сваренного риса, – поясняю.
Он что, никогда не ел обычную человеческую еду? Какими же деликатесами баловала их повариха?
– Годится, – лениво бросает Филатов, будто делает мне огромное одолжение.
Неужели его Высочество Заносчивая Задница снизойдет до нас смертных и отведает нашу мирскую пищу?
Дверь резко открывается и в кухню влетает взъерошенный Никитка с горящими, как факел, глазами.
– Макс, пойдем! Я покажу тебе кто такие Трансформеры, – довольный ребёнок утягивает нашего непрошенного гостя в комнату, а я остаюсь одна в полном непонимании и смятении.
У меня очень странные и противоречивые ощущения. Я здесь, в своей квартире, всё привычно и знакомо, за исключением понимания того, что сейчас в комнате мой сын не один. С ним мужчина. И он – не мой отец, не Леон, редко заглядывающий к нам в гости, не сантехник или слесарь по вызову. Он – мужчина: чужой и не мой, не близкий и не знакомый, но отчего-то волнующий до вспотевших ладошек.
Механически совершаю привычный порядок действий: мою овощи, нарезаю салат, подогреваю кастрюли с едой. Но по неизвестной причине я достаю праздничный салатник вместо бывалой глубокой суповой тарелки, аккуратно нарезаю треугольничками хлеб, расставляю тарелки из маминого сервиза. И спрашиваю себя: «Жукова, ты собираешься произвести впечатление на вот этого наглеца с дьявольскими ямочками?». Да брось, ведь он даже не заметит твоего немецкого фарфора.
Стискиваю кулаки и делаю долгий выдох и два коротких.
«Гостеприимство! Я просто проявляю гостеприимство! Я воспитанная дочь своих родителей! Он поест и уйдет!» – подключаю аффирмации и чувствую, как они начинают работать.
Разглядываю стол: три тарелки, три вилки. Это так непривычно и странно, будто твой прежний, сложившийся годами уклад вмиг без твоего разрешения трансформировали, вторглись на твою личную территорию, а как с этим существовать не объяснили.
Я стою в дверном проеме нашей единственной комнаты и вижу картину, поражающую меня точно в сердце, которое бесцеремонно