Чёрная Тишина. Макс Архандеев
на подоконник оконной рамы, сданной вместе со стеклом на переработку. Рядом с его лицом прямо на стекле пульсировало небольшое пятнышко влаги, порождаемое спокойным и размеренным дыханием спящего ребёнка.
На стекле красной губной помадой была нарисованная лестница и дверь. У основания лестницы фигура. Последней, тринадцатой, ступени не хватает. Знакомая кривизна линий и угловатость рисунка дали ей понять, что он нарисован рукой Алёши.
– И чё, волчару не привела?!
Человек с пистолетом залился безумным смехом, отражающимся и усиливающимся в коричневых, зелёных и прозрачных осколках стекла под ними, и возвращающимся в сознание Вероники шрапнелью, рвущей реальность на части.
– Отдай ребёнка!
Требование, вырвавшееся изо рта, мигом обрывает многоголосие стекольных осколков, как и их источник. Алёша просыпается, потирая сонные глаза кулаком.
– Думаешь, я держу его? – кривит рот безумец, выдавая себя за разумного человека.
– Ты пришла!
Алексей вскакивает и бежит к Веронике. Пистолет быстро прячется вместе с рукой за спиной. Ребёнок с разбегу налетает на свою спасительницу, заключая её в родные объятия. Падая на колени, она принимает его к себе изо всех сил, словно пытаясь убедиться в том, что это никакой не морок. Из её глаз бегут слёзы.
– Как ты? Всё хорошо? Ты не ранен?
Она рыщет руками по нему пытаясь найти подвох, но успокаивая её, ребенок сильнее прижимается к ней и, поднимая детские глазки, задает наивный вопрос:
– Папа сказал, мы теперь будем вместе. Как раньше?
Осколки взрываются смехом. Они смеются над ней. Со всех сторон льют в её уши слова о том, какая она тупая и безмозглая.
– Что? Папа?
Ребёнок отдаляется и по‑взрослому оценивающе разглядывает её лицо.
– Ты забыла? Опять?
Незаметно приблизившийся мужчина кладёт руку на его плечо и говорит по‑доброму:
– Забыла. Забыла. Ты же знаешь, она всегда забывает. Ничего страшного. Скоро всё кончится. Сможешь закончить то, о чём я тебя просил?
Алёша с опаской поглядывая на Веронику, отдаляется сначала к мужчине, потом не спеша, опустив голову, бредёт к треснувшему стеклу, разрисованному красной губной помадой.
Мужчина опускается на корточки перед ошарашенной Вероникой, безумно улыбаясь.
– Ничего. Скоро всё кончится. Из‑за твоего нового ёбыря, я тут кое‑что узнал про наш мир… про нашу семью. Поспрашивал у тех, кто ведает. И знаешь, мне подсказали, как нам отсюда выбраться.
Слова звучат рядом с ней, но её мозг кряхтит, словно заглохший двигатель, пытаясь вновь работать как надо.
– Мне надоело это всё. Я вытащу нас отсюда. И все мы будем как раньше. Вместе.
Через туман в голове и смех осколков она видит, как Алёша берёт губную помаду и тянет руку к стеклу. Он не понимает, что делает. Ему не нравится это. Нужно просто разрешить ему не делать этого.
– Алёша! – зовёт она его, но, словно во сне, её рот открывается, но