Саймон Фейтер. Костяная дверь. Остин Бейли
известны своим скудоумием. Они всегда в категории «Силачей». Иногда «Рифмоплётов», но никогда…
Он замолчал, потому что стрелка на часах наконец остановилась.
– Тесса Силачка! – объявила учётчица. Другие студенты радостно закричали, а многие начали перешёптываться.
– Очень интересно, – продолжал Честер. – Девочки крайне редко попадают в категорию «Силачей». Не помню, когда я в последний раз… А вот и подошла твоя очередь.
Я почувствовал, как у меня перехватило дыхание. Я надеялся, что вот-вот проснусь, но мне всё труднее было убеждать себя, что это просто сон, особенно после появления весов: я был совершенно уверен, что моё подсознание не настолько умно, чтобы это придумать.
– Саймон Джейкобсон.
Я старался идти как можно увереннее, хотя чувствовал себя не в своей тарелке[35]. Я шагнул на весы, и студенты начали перешёптываться. Наверное, они обсуждали тот факт, что я землянин – кажется, здесь это считалось необычным.
Я смотрел, как стрелка перескочила из одной части циферблата в другую, а потом обратно. Вблизи я разглядел, что на каждой цветной секции была надпись, обозначающая категорию. Слева направо было написано – Силач. Ловкач. Гений. Провидец. Муза. Рифмоплёт.
Стрелка снова скользнула по циферблату, и я затаил дыхание. Но ничего не произошло. Стрелка пролетела мимо «Рифмоплёта», ударилась о толстое медное деление и снова перепрыгнула назад, наконец остановившись у деления слева от «Силача».
– О боже, – произнёс Честер.
– Что? – прошептал я, недоумевая, должно ли мне быть стыдно.
Пухлая розовая рука учётчицы, как наковальня, опустилась на моё плечо.
– Пожалуйста, сойди с весов.
Как только я отошёл в сторону, она вытащила маленькую отвёртку в форме звезды и принялась трудиться над механизмом. Она открывала маленькие дверки и что-то бормотала себе под нос. Наконец удовлетворившись сделанным, учётчица встала на весы, и стрелка метнулась к слову «Рифмоплёт».
– Ну вот, – сказала она. – Маленькая помеха, но я всё исправила. – Она снова подтолкнула меня к весам.
На этот раз стрелка не сдвинулась с места.
Кто-то из учеников захихикал. Учётчица сердито хмыкнула.
– Ты не встал как следует, – раздражённо произнесла она, схватила меня за воротник рубашки и дёрнула назад. Она несколько раз сама вставала на весы, чтобы убедиться, что стрелка двигается. Потом, к моему ужасу (и к восторгу толпы), учётчица подняла меня, как ребёнка, и твёрдо поставила на самую середину весов, надавив на плечи с нежностью Годзиллы.
Стрелка метнулась вправо, отлетела от циферблата и со звоном упала на каменный пол. Циферблат треснул посередине. Под ногами у меня раздался рёв, как будто заурчало в гигантском животе, и я решил, что будет разумнее спрыгнуть на пол.
Но учётчице не повезло. Она наклонилась над весами и заглянула вниз в тот самый момент, когда они взорвались. Платформа весов сбила её с ног, а потом запрыгала на огромной пружине.
Кто-то из студентов
Мистер А. однажды сказал мне, что «особенностью благородной души является способность вести себя противоположно своим чувствам». Он вполне мог бы сказать «играй роль, пока роль не станет тобой», но это было бы слишком просто.