По ту сторону жизни, по ту сторону света. Виталий Храмов
сказал:
«Ты ответишь мне
Кровью за всё!»
Здесь тайна, Мира окраина
Древний Ужас из глубин глядит на меня.
Я и сам – Тайна! Злой Дух, Война.
Наши души навсегда поглотят тайга
Я – не боюсь, не отступлюсь
От правды. Силы соберу
Бой не сдаю! Пусть я умру.
Я – помню! Достойно Смерть принимай!
Честь Воина не потеряй![1]
И так вот, под дудочно-песенное сопровождение аналога «Нашего Радио» для бедных и скверных миров, этим нашим бегающе-ходячим маршем бежим несколько десятков часов. Пока не упираемся в эпический такой овраг. Эпически огромный – длинный – от горизонта до горизонта, глубокий, с крутым обрывом и шириной в несколько десятков метров. Будто и правда упёрлись в край этих Пустошей. Чижик невольно цитирует только что улышанное: «Тайга!». В этом языке, на котором тут все говорят, слово «тайга» тоже есть. Только означает оно не бескрайнее зелёное море хвойного леса, а как раз обратное – «место, где закончились все пути-дороги». Пустошь. Край Пустоши, где закончились все дороги.
Устроили привал.
– Вещь?
– Я!
– Кто у тебя самый ловкий? – спрашиваю я. Просто я «вышел из себя», чтобы осмотреться.
– Младший. Побег, – отвечает Кочарыш, выпрямившись, осмотрел эти бескрайние Пустоши, уперся взглядом в овраг. А пацанёнок тут же вскочил, как подброшенный пружиной.
– Да-да! – киваю я. – Внизу гнёзда каких-то птиц, хотя скорее ящериц крокодиловых, и норы грызунов. Они живые, не скверные.
Братва, только что помиравшая от марша, засуетилась. Потрошат повозку. Нашлись у них и лук, и силки, веревки и даже сеть. И всей толпой пошли к обрыву.
– И топор прихвати, – говорю я, – там деревья чистые стоят у источника. Надо древесины заготовить. У корня не руби, не губи живое. Да и водичку надо попробовать. Может, хорошая, не яд?
Пока братва суетилась, я отдыхал. Надо было подумать, провести кое-какие изыскания. Будто чувствуя мой настрой, Дудочник затянул что-то очередное, но медитативное.
А «прилипалы» – мечутся. Вот ко мне направил стопы тот самый Тёмный. Встал надо мной. Смотрит презрительно.
– Я тебе сейчас гланды через зад вырву, – честно пообещал я ему, даже не открывая глаз.
– Что мы делаем тут? – спрашивает он меня.
– Я отдыхаю, – отвечаю я, не только не сменив положения, но даже не открыв глаз, – мои люди промышляют. А вот что ты тут делаешь? Иди отсюда!
Не уходит. Открываю глаза, смотрю на него, сняв прозрачность.
– Пшёл вон, падаль! – рявкнул я на него. Снесло, как пёрышко порывом ветра.
– Задолбали вы меня, уроды! – кричу ему вслед.
– Ты же обещал довести нас! – кричат из кучки «прилипал».
– Вы что, совсем мозгом размягчали? – кричу в ответ. – Я никому и ничего не обещал! Тем более таким ничтожествам, как вы!
– Ты сказал, что идёшь на юг, узнать, что такое новый порядок!
– Иду. Говорил. Но кто вам сказал, что я идти буду прямо по дороге и без остановок? А кто вам сказал, что я обязуюсь идти в вашем гнилом обществе?
– А
Павел Пламенев «Путь Воина».