Наши забавники. Юмористические рассказы. Николай Лейкин
в синем галстуке. Из-под пальто его виднелись пуговицы вицмундира. Он закурил папироску, улыбнулся прыщавым лицом и, скосив глаза, сказал:
– Такая хорошенькая девушка и себе глазки чтением портит, а между тем есть люди, которые в безумии своих чувств давно уже пронжены стрелой прямо в сердце и даже насквозь.
Ответа не последовало.
– Верно, похождением Рокамболя заинтересовались? – продолжал он. – Охота вам интересоваться любовью Альфонса к Жоржете, ежели эта самая пламенная любовь около вас и млеет в скоропалительной тоске среди летания мотыльков и терзания ада своей души… Послушайте, пройдемтесь в Летний сад, а там Амур любви перенесет нас на пароходе по волнам душистых невских струй на Крестовский.
Девушка наклонила голову и молчала, но прыщавый молодой человек не унимался:
– Прелестная незнакомка, зачем ограбили вы мое сердце, совершив кражу со взломом райского покоя души, и таитесь в коварном молчании кровожадной гиены?
И этот фортель не удался. Молодой человек начертил тросточкой на песке слово «прелесть» и, указывая на написанное, произнес:
– Чем читать фантазию вымысла поэта, прочтите лучше книгу вопля любви.
– Вы, милостивый государь, нахал! – отрезала девушка и, поднявшись с места, перешла на другую скамейку.
– Послушайте, зачем такая противоположность чувств с вашей стороны? – кричал ей вслед молодой человек. – Или, может быть, апартамент вашего сердца занят уже офицером со шпорами? В таком случае до свидания до порожнего момента. – Он встал с места и, поравнявшись с ней, спросил: – Дозвольте, впрочем, узнать, как ваше легкокрылое имечко произносится? Наверное, Евгения, Ольга или, еще лучше, Надежда? По глазам совсем надежда на необъятное блаженство любви… – прибавил он.
– Послушайте, я обращусь к защите публики и попрошу передать вас городовому! – вспыхнула девушка.
– О, как во гневе ты прекрасна! Адье, адье!
Молодой человек послал ей летучий поцелуй и пошел по дорожке сада, то и дело оглядываясь на девушку. Девушка продолжала читать:
– «Положение затылочного отверстия, непосредственно за серединою основания черепа, ясно доказывает…»
Рядом с ней плюхнулся на скамейку пожилой купец в широком пальто, в картузе и с зонтиком. Он крякнул, вынул фуляр, отер им лицо и, покосившись на девушку, улыбнулся.
– Скубентка будете? – спросил он.
Молчание.
– Али, может, гувернантка, в мамзелях служите?
Без успеха.
– Неужто мастеричка? – допытывался купец, но, не получив ответа, продолжал: – А ты, барышня, гордость-то брось, с тобой обстоятельный человек разговаривает. Солидные-то купцы, ей-ей, лучше юнкаря или писаря. Купец хлебнее, а писарь или юнкарь, что он? И вся-то цена ему – фунт красной смородины либо крыжовнику, ну а у купца потроха иные: он что твой сиг икряный.
– Послушайте, что вы ко мне пристаете?! – вскинула на него глаза девушка.
– Ошибаетесь, сударыня. Я не банный лист, чтобы приставать… – ответил купец и умолк. Через несколько