Проклятый берег. Татьяна Кадулина
жестом.
– Выйди вон, Степан.
Как только присутствующие проводили до двери семенящего будто прилипшими к полу пятками старосту, разговор был продолжен.
– Итак. – Начал барин, выступая в центр горницы, являя себя взору Богомолова в полный рост. – Вы вчера героический поступок совершили, друг мой.
– Григорий Павлович, я позволю себе остановить вас. – Илья вытянулся, и повинуясь странному чувству, пошел навстречу Остафьеву, неестественно расправляя плечи. – Я оказался у реки совершенно случайно, услышал крик – поспешил помочь. Не раздумывал, кто тонет. – Выделил он.
– Это похвально. Смелость ваша будет награждена. Будьте покорны, я об этом позабочусь. Я доложу об вас начальнику штаба. – Переврав на военный лад, осклабился Остафьев, обнажая белые ровные крупные зубы.
Илья промолчал, не отводя взгляда и не улыбаясь в ответ. Что-то в барине настораживало Богомолова больше его распутного поведения. В конце концов, когда помещики в деревнях жили по морали; нет, в этом господине, кроме душной любви к молодым крестьянкам было еще что-то. И таилось оно на дне его черных глаз. С глухим колодезным шумом падали в них предположения Ильи. Одно за другим.
– Может, вы, Григорий Павлович, слышали об убитых на берегу Шоши? Каждый раз, при полной…
– …Луне. – Перебил его Остафьев и поправив узкий воротничок, продолжил. – Нет, ваше благородие. Ничего вы здесь не найдете. Отрапортуйте начальству, что люди те, совершив смертный грех, утопли самостоятельно. По пьяни. И возвращайтесь к службе. Об этом я тоже доложу.
– Я бы не стал утверждать, что те мужчины утопились. Раны на их теле будто рвали, спины…
За спиной барина послышался шорох юбки и высокий женский голос разрезал воздух будто струной.
– Умоляю вас, Илья Иванович, хватит! Побойтесь Бога, здесь дети. – Настасья Львовна встала с лавки и картинно закрыла уши своему девятилетнему отпрыску, заинтересованно разглядывающему Богомолова.
«Актриса», – подумал тот, удивляясь, как в мгновение преобразилось её безжизненное лицо: малиновый румянец раскрасил щеки, искорки бесновались в глазах, губы поджаты, даже малюсенький виток черных волос непослушно выбился из тугой прически и улегся на цветной воротник.
– В самом деле. Не стоит, ваше высокоблагородие. Не стоит беспокоиться. – Подыграл жене Остафьев, пропуская её, торопящуюся к выходу.
Илья немного развернулся, и поравнявшись с Настасьей Львовной, вдруг замер. Нечто выпрыгнуло из глубин его памяти и закрыло сознание, будто пухлое облако солнечный цвет. Он как будто снова был в той реке, на глубине, под толщей воды, а сверху, пробивались неразборчиво голоса. Опомнившись, Илья окрикнул барыню:
– Настасья Львовна, простите покорнейше! Не изволите помочь мне найти вышивальщицу?
– Вышивальщицу? С чего эта просьба, Илья Иванович?
– Невесте хочу подарок на свадьбу сделать. Ваш воротник