Сердечная терапия. Мила Иванцова
дамы намного интереснее «их», европейских, что, собственно, и так ни для кого не секрет.
Вдруг сканирование публики было прервано шепотом Киры:
– Тоня, пойдем пристроимся к какой-нибудь компании, а то так можно проходить два часа без толку. Вон там я вижу несколько знакомых, надо подойти раскланяться. Как тебя представить – супруга профессора или?..
– Скажи просто: моя подруга. Там уж разберемся, – ответила Антонина, посмотрела в ту сторону, куда указала приятельница, и глотнула вина.
Женщины подошли к изысканно сервированному столу, украшенному рождественским венком, свечами и салфетками, выложенными в цвет французского флага – синие, белые, красные. Антонина взяла из стопки плоскую белую тарелку, положила на нее несколько маленьких закусок на шпажках и поменяла пустой бокал на полный. Через пару секунд Кира уже представляла ее небольшому кругу знакомых, и она женским глазом просканировала троих мужчин, двое из которых однозначно были иностранцами. Не сказать чтобы Антонина так мечтала расстаться с родиной, в ее программе-минимум этот пункт пока не значился. Но мужчина для мести должен быть не просто существом мужского пола, это несомненно. Очевидно, воспоминания о годах, проведенных с семьей за границей, где она неплохо чувствовала себя в роли жены хорошо оплачиваемого профессора, и натолкнули ее на разговор с Кирой, у которой были друзья иностранцы и которая практиковала «выходы в люди». Кира тогда двусмысленно улыбнулась, но никаких вопросов не задала. А тут как раз подоспели праздники, а с ними и различные столичные богемные мероприятия.
Антонина незаметно разглядывала двоих иностранцев, попивая вино и прислушиваясь к разговорам, но при этом уже не раз ловила на себе заинтересованный взгляд третьего мужчины, на вид «нашего». Импозантный, высокого роста, с седыми волосами и дорогими часами, которые выглядывали из-под манжеты, этот мужчина, поднося ко рту бокал, раз за разом останавливал взгляд на представленной Кирой приятельнице. Неожиданно Антонину смутило сдерживаемое лукавство, которое угадывалось в его прищуренных глазах, – оно никак не соответствовало мизансцене.
Антонину сначала удивило, а потом стало раздражать назойливое разглядывание, словно она была экспонатом этой выставки, а не гостем. Затем в ней зародилось давно забытое волнение – ведь человек этот вовсе не вызывал отвращения, скорее наоборот, хоть и был стопроцентным «Made in Ukraine», что немного не совпадало с ее планами козырной мести. Но он был единственным, кто ее здесь действительно видел. Для других она, судя по всему, была прозрачной.
Мужчина пил вино, слушал краем уха разговоры и теперь уже не украдкой, а открыто разглядывал Антонину, окидывал ее взглядом с ног до головы, не сдерживая улыбки. При этом он не проронил ни слова. Антонине это по-юношески дерзкое поведение что-то напомнило из прошлого. Ей вдруг