Шпионские и иные истории из архивов России и Франции. Петр Черкасов
понятным причинам желал навсегда сохранить инкогнито.
8 октября 1792 года Симолин направил вице-канцлеру Остерману депешу, в которой среди прочего сообщал: «Секретный канал, который служил нам в Париже, нашел способ избежать кандалов убийц и дал мне знать о себе письмом, которое я беру на себя смелость приложить к моей депеше…
Не имея средств для того, чтобы отправиться в армию графа д’Артуа, он просит меня снабдить его на дорогу 50 луидорами. Я уменьшил эту сумму до 25 луидоров, достаточных для его путешествия. Смею надеяться, что Императрица соблаговолит одобрить предоставление ему этой суммы, соответствующей 900 ливрам в ассигнатах, переданной как свидетельство Ее благорасположения… Канал выразил готовность, как только положение вещей изменится, на что он искренне надеется, продолжить оказывать услуги нашему Двору», – многозначительно заключал свое донесение Симолин.
На этом, собственно, и заканчивается банальная шпионская история времен Французской революции. Какова дальнейшая судьба русского тайного агента – не известно. Известно другое – он не был единственным источником конфиденциальной информации, получаемой из революционной Франции. Эта информация, как свидетельствуют архивные документы, поступала в Петербург и по другим каналам , по крайней мере до 1795 года. Да и в последующие времена в тайных иностранных (в том числе французских) осведомителях у Третьего отделения Собственной Его Величества Канцелярии недостатка никогда не было.
Возбудился принципами
Известие о событиях 14 июля 1789 года в Париже крайне встревожило императрицу Екатерину II, с самого начала усмотревшую в них вызов старому порядку не только во Франции, но и во всей Европе. Давая прощальную аудиенцию милому ее сердцу графу де Сегюру, французскому посланнику в Петербурге, покидавшему Россию 11 октября 1789 года, императрица сказала ему: «Вы едете навстречу грозе, о силе которой и не подозреваете. Я знаю вашу склонность к философии и свободе, и она толкнет вас на сторону народа. Это меня очень огорчает, потому что я останусь аристократкой. Таков мой долг»34.
Вскоре до императрицы стали доходить слухи, что некоторые из ее подданных, находившиеся в это время во Франции, не только с сочувствием отнеслись к революции, но и будто бы примкнули к тем, кого Екатерина называла «каналиями», «ослами» и «маркизами Пугачевыми», то есть к французским революционерам. Ей рассказывали, что кто-то из русских даже вступил в Национальную гвардию генерала Лафайета. «Я могу с уверенностью заявить, – писал из Парижа 14 мая 1790 года российский посланник Иван Матвеевич Симолин, – что пребывание во Франции становится очень опасным для молодых людей других национальностей, ум которых возбуждается принципами, способными принести им лишь несчастье при возвращении на родину»35.
Все это побудило императрицу распорядиться, чтобы был составлен полный список русских подданных, оказавшихся
Mémoires ou souvenirs et anecdotes par M. le Comte de Ségur. Deuxième édition. Paris, 1826. T. 3. P. 532.
Цит. по: Французская революция 1789 г. в донесениях русского посла в Париже И. М. Симолина. // Литературное наследство. Т. 29/30. М., 1937. С. 430.