Офицеры российской гвардии в Белой борьбе. Том 8. Группа авторов
Романа Мусин-Пушкина, кавалергарда. Там был сахарный завод. Роман нам велел нагрузить в наши тачанки сахар, который очень пригодился. Снабдили нас лошадьми, английскими кавалерийскими седлами, английскими палашами и бамбуковыми пиками и английскими же плоскими касками. Из всего этого оборудования только пики и каски были хорошие. Палаши были тяжелые, слишком длинные и, наверно, из какого-то скверного металла. Седла были определенно изобретены идиотами: они состояли из двух досок, соединенных спереди и сзади согнутыми дюймовыми трубами и покрытых кожей. Трубы разгибались от веса седока, и доски врезались в спину лошади. Выдали и наши прекрасные карабины.
Я попал левофланговым в первый взвод и сразу же почувствовал недружелюбие моего взводного, князя Кантакузена. Он был кадет Одесского военного корпуса, был очень строгий дисциплинер, красивый малый, всегда опрятный и великолепный взводный. Как старший унтер-офицер, он пришел с полком из Крыма. Я был новобранец и сразу получил два шеврона (оказалось – из-за Загуменного, который наговорил что-то Жемчужникову).
В первый же день произошел неудобный для меня случай. Сергей Стенбок-Фермор, услышав о моем приезде, вызвал меня к себе и, выходя со мною из дома, при Кантакузене, которого он не заметил, сказал:
– Ну, Николай, Андрей будет очень рад тебя видеть, да у тебя здесь и другие друзья есть – Николай Татищев, Дерфельден247 и Кирилл Ширков248, сейчас их еще нет, но они приедут. Ты ничего о Петре не слышал?
– Нет, ничего, с Москвы.
Я только тогда заметил Кантакузена. Он ко мне подошел и сказал обиженным голосом:
– Я не удивлен, что вас произвели в унтер-офицеры, у вас тут много знакомых.
Это меня рассердило, но тут еще появился откуда-то Николай Татищев:
– Эй, Николай, поди сюда, что ты о Петре знаешь?
Я сказал, что ничего. Оказалось, они где-то разошлись, и с тех пор никто о Петре ничего не знал.
После этого Кантакузен считал меня каким-то «любимцем» офицеров, это было совершенно не верно, с того момента я ни с Сергеем, ни с Андреем, ни с Николаем никогда не говорил иначе как по службе. Но Кантакузен ко мне придирался как мог. Он, конечно, был всегда прав, но мне от этого было не легче.
Мы выступили на следующее утро после моего приезда. Пошли на север, вслед за 2-м Дроздовским, в направлении на Чернигов. Но на следующий день повернули на Нежин. Какие-то красные части захватили опять город. Беспорядочный бой завязался на окраине. Генерал Косяковский249, командующий нашим полком в семь эскадронов, бросил два эскадрона желтых кирасир с конной батареей кругом города, захватили станцию. Было больше шума, чем настоящего боя. Мы и кавалергарды, спешенные, ворвались в город. Была сильная перестрелка. Город был большой, и, как видно, большевики вытянулись, потому что к вечеру стрельба угомонилась. Синие кирасиры250 захватили несколько пленных.
Наутро мы пошли вдоль железной дороги в направлении на Бахмач. Дорога была будто бы в наших
247
Фон Дерфельден Христофор Иванович. Офицер с 1909 г. Полковник л.-гв. Конного полка. Во ВСЮР и Русской Армии; летом 1919 г. в эскадроне л.-гв. Конного полка. В эмиграции. Умер после 26 апреля 1931 г.
248
Ширков Кирилл Валерианович. Пажеский корпус (1911). Ротмистр л.-гв. Конного полка. В Вооруженных силах Юга России; летом 1919 г. в эскадроне л.-гв. Конного полка, с октября 1919 г. командир того же эскадрона. В эмиграции в Канаде. Умер 1 мая 1966 г. в Альберте (Канада).
249
Имеется в виду Д.В. Коссиковский (см. выше).
250
То есть л.-гв. Кирасирского Ее Величества полка. Воспоминания его офицеров публикуются ниже.