Трисвечница. Игорь Евсин
умолкли. Да ненадолго. Проведал народ, что к ним старцы ходят, и опять зауважал – вот, мол, Петрины какие люди, к ним даже старцы ходят.
Анне от такого уважения тревожно стало, ну прямо не по себе, и все тут. Она мне даже пожаловалась на это. «А ты возьми кочергу, сядь на нее да опять скатись с горки», – посоветовал я.
Она так и сделала. Кто-то снова стал ее укорять, кто-то насмешничать. Опять умолкли разговоры про ее праведность, и опять ненадолго. Второй раз фокус-покус с горкой не прошел. Тогда я сказал Анне, чтобы она ходила, надев на одну ногу лапоть, а на другую валенок, а в церкви на службе стояла, держа в руках поленья. Все это она исполнила. Народ простил ее за горку, даже за валенок с лаптем простил, а вот то, что она на службе с поленьями в руках стояла… После этого люди Анну стороной стали обходить. Только те, кто понимал, что она юродствует, – те завсегда уважительно ее встречали, даже кланялись при встрече. А некоторые бабы да девицы стали к Анне по ночам домой ходить. Собираются, молятся, духовные песни при лучине поют. Лучина горит, потрескивает, как будто подпевает. Огонек у нее как живой: колышется-колыхается. А песни хоть и грустные, да назидательные. Вот послушайте.
И Василий Афанасьевич, подперев длинной натруженной ладонью заросшую кудреватой бородой щеку, запел:
Тужит-плачет душа наша
Перед Спасовым перед образом,
С чем прийти ей, подъявитися
На Страшной Суд да на праведной.
Не поможет душам нашим
Ни злато, ни серебро,
Ни прелесть наша лицемерная,
Ни скупость наша лукавая,
Ни гордость безумная.
Толико помогут душам нашим
Вера верная, православная,
Смирение да терпение,
Слезы с плачем, с покаянием.
Хорошо спел Карпунин, умильно. А потом опустил задумчиво свою кудлатую головушку и сказал:
– Да уж, любят, любят христианочки у Петриных собираться. Особо когда к ним старец Григорий Томин приходит. Молитвенник, прозорливец. Его так уважают, так почитают, что зовут, как священника: отец Григорий. У него с Анной такой случай был. Прознав, что христианочки Анну почитают, назвал он ее при них воровкой, а потом приказал: «Не пой с ними песен. Лезь под лавку и лежи там».
Она и залезла, а старец сел на эту лавку и стал ее ногой толкать. «Это какие же тяжкие грехи Анна наделала, коли отец Григорий с ней так обращается?» – говорили между собой собравшиеся у Петриных христианочки.
– А и впрямь: за какие грехи он так с ней поступил? – всполошилась маменька.
– Смирению учил. Тщеславие от нее отгонял, – сухо ответил старец.
– Разве худо, когда люди праведника не обижают, а уважают, не злословят, а добрым словом поминают?
– Да что ж ты не вразумишься никак? – возвысил голос Василий Афанасьевич, нахмурив свои красивые брови. – Я уж говорил про это… Про мирскую похвалу. Это ведь награда от мира сего – похвала людская. А Христос сказал, чтобы мы не творили милостыни пред людьми так, чтобы нас примечали.