Четыре сестры. Малика Ферджух
всю эту ахинею?
– Нет, – призналась Беттина. – Это Базиль однажды написал Шарли письмо в таком духе.
– Какая мерзость! – с отвращением воскликнул Кловис.
– От любви и не так запоешь, – вздохнула Дениза.
– «Влюбленный всем сердцем» – это тоже Базиль?
– Нет. Женская страничка в «Пустяках».
– Ты правда прочла письмо Базиля, адресованное твоей сестре?
– Чего только не найдешь, когда сдаешь вещи в химчистку. Ну что? Alea jacta est?[12]
– Если ты так хочешь, – вздохнула Дениза.
– Я так хочу.
Взгляд Беттины стал мечтательным.
– Скорей бы увидеть физиономию этой ломаки в праздник на Кленовой площади, когда она придет на свидание и поймет, что Влюбленный всем сердцем – это мы!
Они встретились на углу улицы Видор; сгущались осенние сумерки в вихре бурых листьев. Они столкнулись лоб в лоб.
Беттина шла опустить письмо Влюбленного всем сердцем в почтовый ящик родителей Коломбы.
Женевьева отлично побоксировала с грушей.
После столкновения они посмотрели друг на друга – и обе растерялись. Покраснели. К счастью, как мы уже сказали, стемнело, и это было незаметно. Беттина не хотела говорить, куда идет, Женевьева – откуда. Смущение одной скрыло смущение другой. И наоборот.
– Я иду за Шарли в лабораторию, – объяснила Беттина. – Ты поедешь с нами домой?
Женевьева поколебалась. Она была потная, от нее пахло усталостью и боем.
Рассказать все – насколько бы было проще. А врать Женевьева ненавидела больше всего на свете. Но она представляла себе, как захихикает Беттина, как раздраженно пожмет плечами Шарли, как напишет что-нибудь ехидное в своем дневнике Гортензия, – и ей становилось страшно. Да и в глубине души было даже приятно, что у нее есть тайна.
– Нет, – сказала она. – Езжайте без меня. Мне надо кое-что купить. Я доберусь на автобусе.
Беттина улизнула, вздохнув с облегчением, что не придется выносить Женевьеву, слишком для нее честную. А Женевьева была рада отделаться от любопытной сестры, не зная, что в этот вечер той совсем не до нее.
Когда Беттина пришла по адресу родителей Коломбы, мама вдруг оказалась в холле здания. Люси Верделен была в купальнике, в розовой панаме из джинсовой ткани и с рожком мороженого-пралине в руке, но Беттину она смерила строгим взглядом.
– Мама… Откуда ты взялась?
– Ты уверена в том, что делаешь? – спросила мама, не повышая голоса (она редко повышала голос).
Беттина опустила глаза на конверт от Влюбленного всем сердцем и замерла в нерешительности.
– Это необходимо? – раздался голос отца. – Ты не думаешь, что пожалеешь об этом?
Он появился у лифта. На нем был большой пластиковый фартук цвета хаки, тот, в котором он красил бойлерную.
– Это необходимо? – ласково повторил он. – В самом деле?
Беттина зажмурилась. Пусть они исчезнут! Скорее! Она открыла глаза. Она была совершенно одна.
– Да, – пробормотала она, – необходимо.
И опустила письмо
Жребий брошен (