Первый во всем. Снайпер, морпех, десантник, телеведущий. Энт Миддлтон
общей массе тел, перемещаясь то в одну, то в другую сторону, чтобы выискать проходы между телами.
К тому времени, когда я был уже на полпути к финишу, я с ужасом осознал, что передо мной осталось только два человека. Вид пустого, чистого пространства перед нами подстегнул меня. Я чувствовал, как мной завладевает тот злой соревновательный порыв, чувство которого всегда старался привить мне отчим. Мне казалось, что я мог различить его фигуру там, на краю аэродромного поля, в большом кожаном плаще, с ротвейлером, кричавшего, что я недостаточно стараюсь, что мне нужно прибавить. Что ж, блин, я покажу ему! Я обогнал первого парня, оставив его далеко позади. Мои ноги все были покрыты пятнами холодной грязи, колени горели. Оставалось еще около двухсот метров. Последний поворот вокруг аэродрома, мои ноги, все в грязи, тяжелеют. Я бежал с последним соперником плечом к плечу. Мы оба мчались изо всех сил, как на меня вдруг обрушилась та волна унижения, которое я испытал сегодня. Я представил себе, как мой конкурент смеется надо мной. Мне в голову пришла мысль, которая страшно разозлила меня: эти ублюдки думают, что я – полное ничтожество. Они думают, что я – какой-то тощий, однобровый, милый пацанчик из средней школы. Я понял, что несусь вперед все быстрее и быстрее. К тому времени, как я достиг финиша, я обошел своего соперника на целых двенадцать секунд. Я просто не мог в это поверить. Я победил!
Каждый следующий день военной подготовки был для меня крайне болезненным.
Именно после этой бешеной гонки я окунулся в жестокий, путаный, но захватывающий новый мир. Каждый следующий день военной подготовки был для меня крайне болезненным. У нас в расписании были отжимания, приседания, подтягивания, полоса препятствий, бег по пересеченной местности с тяжестями за спиной. У нас не оставалось ни одной свободной минуты, а если какие-то промежутки свободного времени и появлялись, то приходилось использовать их на глажку белья или на наведение безупречного порядка в прикроватных шкафчиках. Во время первого осмотра наших шкафчиков я ждал, вытянувшись в струнку, у своего, когда капрал остановился перед парнем рядом со мной, девятнадцатилетним Иваном.
– Ты выглядишь как мешок с дерьмом! – прорычал капрал. – Посмотри, б*я, на свои ботинки!
Когда Иван посмотрел вниз, чтобы понять, о чем идет речь, капрал ударил его кулаком в грудь. Иван перелетел через свой шкафчик и врезался в фанерную стенку, к которой был прикреплен шкаф и которая в результате сломалась пополам. Иван лежал, задыхаясь, как рыба, в куче обломков, пыли и щебня. В тот момент я понял: я больше не в Сен-Ло. Мне предстояло пройти непростой путь.
К этому времени я ударил человека только один раз в жизни, и то только потому, что ситуация была мне навязана. Это произошло, когда я жил с мамой и отчимом в Саутгемптоне, незадолго до того, как моя семья уехала во Францию. У меня там возникли проблемы с одним хулиганом, парнем на пару лет старше меня, который решил сделать мою жизнь невыносимой. Он ставил мне подножки, толкал меня на стены