Айбала. История повитухи. Наталья Елецкая
когда тебе исполнится шестнадцать, поэтому и не присылают пока сватов, но не пройдет и месяца, как многие парни попросят своих матерей…
– Хватит, Айбала. Не хочу слушать о других парнях. Я не передумаю. – Меседу помолчала. – Вижу, ты не понимаешь меня. Хорошо, объясню. Мой муж должен быть богобоязненным и праведным человеком, только тогда я смогу слушаться его во всем. Он не должен чинить преград на моем религиозном пути или требовать от меня того, что не угодно Всевышнему. В нашем ауле есть только один такой человек: Садулла-хазрат. Я знала, что он попросит моей руки, и предупредила маму. Я сказала ей, что выйду замуж только за него или не выйду вовсе.
– И она не попыталась отговорить тебя? И отец не попытался?
– Отец еще не знает. Мама скажет ему сегодня. Но он не станет препятствовать, если хочет, чтобы я была счастлива. Все решено, Айбала. Свадьба через месяц. Ты не поздравишь меня?
– Я не могу, Меседу.
Меседу гневно взглянула на нее и молча вышла из комнаты.
Айбала присела на топчан и потерла виски: от расстройства у нее разболелась голова. Она жалела, что обидела сестру. Прежде они никогда не ссорились. Но она не хотела обманывать Меседу, не хотела выражать радость, которой не чувствовала.
Меседу не сможет стать счастливой с Садуллой-хазратом, и не только из-за полувековой разницы в возрасте. Он был мрачным, холодным, замкнутым человеком. Жены Садуллы-хазрата страдали из-за его тяжелого характера и чрезмерной, даже по меркам консервативной жизни аула, плодовитости: каждая из четырех жен родила ему не меньше десятка детей. Старшие уже давно имели своих детей, а младшие только учились ходить.
Дом муллы, стоявший рядом с мечетью, напоминал крепость за высокой каменной оградой. Женщины не имели права выходить за ворота без сопровождения мужа, а поскольку бо́льшую часть дня мулла проводил в мечети, его жены оставались вынужденными затворницами, хотя все их односельчанки были свободны в своих перемещениях. И Меседу добровольно соглашалась на такую жизнь. Ее не пугали затворничество, беспрекословное послушание, тяжелая домашняя работа и частые роды. Она видела в этом замужестве свое истинное предназначение.
Услышав голос отца, Айбала встала и пошла на кухню.
Он сидел за столом в ожидании обеда, а мать перекладывала из кастрюли в миску горячий хинкал. Она вела себя так, будто ничего не случилось.
Айбала почувствовала, как внутри нее поднимается незнакомая, пугающая волна гнева, словно за старика засватали ее, а не Меседу. Она справилась с собой и спросила своим обычным тихим голосом:
– Отец, ты уже знаешь?
Джавад посмотрел на Айбалу удивленно, а Шуше – сердито. Она хотела сама сообщить новость мужу, выбрав для этого более подходящее время. Обычно после обеда Джавад пребывал в благодушном настроении, а хинкал он любил больше остальных блюд, поэтому Шуше специально расстаралась, даже сделала чесночный соус, чтобы Джаваду было во что обмакивать хинкал.
– Что случилось, Айбала? – спросил Джавад, почувствовав напряжение между женой