Кровь и песок. Висенте Бласко-Ибаньес
его все возрастал, по мере того как он постигал огромное значение этой оплошности, которая похожа была на вызов судьбе. Выступать на мадридской арене в красном костюме после того, что произошло!.. Глаза его метали искры. Можно было подумать, что он получил предательский удар в спину и что его могучие кулаки матадора вот-вот обрушатся на бедного Гарабато.
Робкий стук в дверь прервал эту сцену.
– Войдите.
Вошел молодой человек в светлом костюме и красном галстуке; мягкую шляпу он держал в руке, унизанной бриллиантовыми перстнями. Гальярдо сразу узнал его, – он легко запоминал лица, как всякий человек, постоянно окруженный толпой.
В одно мгновение бешеный гнев сменился любезной улыбкой, и матадор, казалось пораженный радостным удивлением, двинулся навстречу гостю. Это был друг из Бильбао, восторженный любитель, поклонник и приверженец славного тореро. Больше ничего Гальярдо вспомнить не мог. Но как его имя? Столько знакомых! Как же его зовут?.. Единственное, что Гальярдо знал наверняка, это то, что нужно говорить ему «ты», поскольку их связывала давняя дружба.
– Садись… Вот неожиданность! Давно приехал? Как поживает семья?
Поклонник уселся с благоговением верующего, допущенного в святилище кумира, намереваясь не двигаться с места до последней минуты. Он с наслаждением слушал, как маэстро говорит ему «ты», и через каждые два слова называл его Хуаном, чтобы стены, мебель и люди, проходившие по коридору, могли убедиться в его близости с великим человеком. Он приехал из Бильбао утром и завтра же возвращается назад. И все только затем, чтобы посмотреть на Гальярдо. Он читал о его успехах: хорошо начат сезон! Предстоит замечательный день. Он присутствовал сегодня утром при загоне быков в стойла и наметил там одного, темно-рыжего. Вот уж Гальярдо заставит его поплясать!..
Но маэстро с некоторой поспешностью прервал излияния любителя:
– Прошу извинить меня; я сейчас же вернусь.
И, выйдя из комнаты, он направился к дверце без номера в глубине коридора.
– Какой костюм достать? – спросил вдогонку Гарабато голосом, который от его желания выразить покорность стал еще более хриплым, чем обычно.
– Зеленый, табачный, голубой… какой хочешь. – И Гальярдо скрылся за дверцей.
Оставшись один, слуга улыбнулся со злорадным лукавством. Он знал эти поспешные исчезновения перед самым одеванием. «Страх мочу гонит» – как говорят тореро. И в его улыбке выразилось удовлетворение тем, что и великие мастера своего искусства, отважные из отважных, испытывали ту же вызванную волнением настоятельную потребность, что, бывало, мучила и его во времена выступлений на аренах маленьких городов.
Когда немало времени спустя Гальярдо вернулся в номер, он нашел там еще одного посетителя. Это был доктор Руис, известный врач, который вот уже тридцать лет подписывал все медицинские акты о несчастных случаях на арене и лечил всех тореро, раненных на мадридской арене.
Гальярдо восхищался доктором, считая его величайшим представителем мировой науки, хотя и позволял себе