Под крики сов. Дженет Фрейм
край конверта, чтобы запечатать. – Я их порву.
Боб, ее муж, отпускал грубое замечание.
– Да, я их порву. Растопчу, сровняю с землей. Нас, женщин, нельзя недооценивать.
Иногда она подписывалась не Туи, а Матерью Четверых; а из Миро, маленькой красной ягодки, становилась Презирающей или, незатейливо и универсально, просто Матерью.
– Вижу, мне ответила Мать Троих, – говорила она. – Поставлю ее на место.
Ах, если бы деликатная Эми Уизерс могла хоть кого-нибудь поставить на место!
Потом ее муж, собиравшийся на какую-то встречу, кричал из спальни:
– Где мой лучший галстук в клетку? Мне что, всю жизнь его ждать?
И Эми Уизерс перебирала рубашки и носки, пока ее не сразит великолепие галстука в клетку.
– Вот твой галстук, Боб.
Она боялась мужа. Она шикала на детей, когда Боб возвращался домой с работы или когда по радио передавали заседание парламента.
– Достопочтенные джентльмены, – говорил Боб.
Достопочтенные джентльмены.
Он был лейбористом.
Впрочем, мы говорили о городе. Вы обязаны прочесть буклет, который можно купить за пять шиллингов и шесть пенсов, во время распродажи за пять шиллингов, а в Рождество за шесть шиллингов. Буклет расскажет вам о городе самое важное и покажет фотографии: городских часов, застывших на без десяти три (правильное положение рук при вождении автомобиля, как говорит местный автоинспектор); дома с бегониями в Гарденс и растерянного человечка, который наверняка служит там садовником, держащего бегонию в цвету; фотографию роз в розовой арке и папоротников в папоротниковых зарослях; фотографию мясоперерабатывающего завода, его собственного сада с причудливыми клумбами, и цеха, где рядами висят свиньи с торчащими вперед крошечными копытцами; шерстяной фабрики, шоколадной фабрики, маслозавода, мукомольного комбината – все это символизирует процветание, и богатство, и жирную землю; и, наконец, фотографию береговой полосы с длинной дугой яростной и голодной воды, бушующим морем, как называют его дети, где нельзя поплавать, не опасаясь отлива, и потому плаваешь осторожно, так же, как живешь, между флажками; и берегитесь щупалец водорослей и гальки, которую снова и снова засасывает в морскую пасть каждый раз, когда море делает ею вдох. Конечно, внутри волнолома есть бухта Фрэндли-Бэй, где можно плескаться, собирать ракушки и есть мороженое, купленное у Пег Уинтер, женщины-горянки, которая, как по обету, переезжает из города в город, оставляя за собой след из магазинов сладостей и мороженого, они будто вырастают из крошек или семечек, выпавших из ее кармана, и превращаются в красно-белые кафетерии со столами и стульями кремового цвета и высокими вращающимися стульями, что служат головокружительным аккомпанементом карамельному или клубничному молочному коктейлю.
И стеклянные стаканы наполнены шоколадом, темным или молочным, с фруктами или без них.
И все в стеклянном стакане бесценно.
5
Поет Дафна из мертвой комнаты.
Порой