Мария. Jorge Isaacs
мы встали из-за стола, он подошел ко мне и сказал:
–Мы с мамой хотим кое-что с тобой обсудить, приходи ко мне в комнату попозже.
Когда я вошел в комнату, отец писал, стоя спиной к матери, которая находилась в менее освещенной части комнаты, сидя в кресле, в котором она всегда сидела, когда останавливалась там.
–Сядьте, – сказал он, на мгновение прекратив писать и глядя на меня через белое стекло и зеркала в золотой оправе.
Через несколько минут, аккуратно положив на место бухгалтерскую книгу, в которой он делал записи, он пересел на место ближе к тому, на котором сидел я, и негромко произнес:
–Я хотел, чтобы твоя мама присутствовала при этом разговоре, потому что это серьезный вопрос, по которому у нее такое же мнение, как и у меня.
Он подошел к двери, чтобы открыть ее и выбросить сигару, которую курил, и продолжил в том же духе:
–Вы у нас уже три месяца, и только через два г-н А*** сможет отправиться в путешествие в Европу, и именно с ним вы должны поехать. Эта задержка, в известной степени, ничего не значит, как потому, что нам очень приятно, что после шестилетнего отсутствия Вы будете с нами, за Вами последуют другие, так и потому, что я с удовольствием отмечаю, что и здесь учеба – одно из Ваших любимых удовольствий. Я не могу скрыть от Вас, да и не должен скрывать, что, исходя из Вашего характера и способностей, я питаю большие надежды на то, что Вы блестяще завершите карьеру, которую собираетесь сделать. Вы не сомневаетесь, что семья вскоре будет нуждаться в Вашей поддержке, тем более после смерти Вашего брата.
Затем, сделав паузу, он продолжил:
–В вашем поведении есть нечто, что я должен сказать вам, что это неправильно: вам всего двадцать лет, и в этом возрасте любовь, которую вы неосмотрительно поддерживаете, может сделать иллюзорными все надежды, о которых я только что говорил с вами. Вы любите Марию, и я знаю это уже много дней, что вполне естественно. Мария – почти моя дочь, и мне нечего было бы наблюдать, если бы ваш возраст и положение позволяли нам думать о браке; но этого нет, а Мария очень молода. Это не только те препятствия, которые возникают; есть еще одно, возможно, непреодолимое, и мой долг – сказать вам о нем. Мария может втянуть вас и нас вместе с вами в печальное несчастье, которое ей грозит. Доктор Мейн почти смеет уверять, что она умрет молодой от того же недуга, которому подверглась ее мать: то, что она перенесла вчера, – эпилептический обморок, который, усиливаясь при каждом шаге, закончится эпилепсией самого худшего характера, какой только известен, – так говорит доктор. Ответьте сейчас, хорошенько подумав, на один-единственный вопрос; ответьте на него как разумный человек и джентльмен, каковым вы являетесь; пусть ваш ответ не будет продиктован чуждым вашему характеру превозношением над своим будущим и своим собственным. Вы знаете мнение доктора, мнение, которое заслуживает уважения, потому что его высказывает Мейн; судьба жены Соломона вам известна: если бы мы согласились на это, женились бы вы сегодня же на Марии?
–Да, сэр, – ответил я.
–Вы бы приняли