Червоный. Андрей Кокотюха
агитация и пропаганда. Хотя, скорее всего, его деятельность подпадала под статью сто восемьдесят седьмую дробь один – распространение клеветнических измышлений, порочащих советскую власть. Это позволяло отправить дядю в лагерь к уголовникам. И таким образом ни о какой политике речи и не было бы. В частности, о таких заключенных никогда не заговорило бы радио «Свобода».
Эта «неполитическая» статья была выгодна всем. Ведь отец тогда работал инструктором в горкоме партии, к повышению готовился, а мама – лектором общества «Знание», специалистом по борьбе с негативным влиянием западной культуры на нашу молодежь. Оба, ясное дело, партийные, и стоило только кузену матери загреметь за антисоветскую деятельность, продвижение по службе для обоих моих родителей автоматически осложнялось.
Это потом я узнал – отец подключил своих знакомых по максимуму, чтобы дядю Григория вместо тюремной камеры закрыли в дурке. Упростило ситуацию то, что кузен жил в Чернигове, а это как-никак глухая провинция по тогдашним советским меркам. То есть далеко не только от Киева, но и от Москвы – с местными договориться проще. Тем более такому солидному человеку, каким считался в то время в Чернигове инструктор горкома партии из Киева.
Не знаю деталей, знаю только о результате ходатайств: Титаренко надолго закрыли в ровненском психоневрологическом диспансере. Потом перевели для каких-то исследований в Киев, в Павловскую больницу, затем – назад в Чернигов, потом – в Днепропетровск. Это была печально известная психиатричка, через которую прошел не один десяток инакомыслящих. Выпускали на какое-то время, потом снова забирали, и вот так продолжалось лет шесть. Затем началась перестройка, и постепенно выпустили не только таких, как мамин кузен, но и остальных, более опасных врагов советской власти.
Собственно, я увлекся. Потому что нужно сказать наконец, за какие грехи мой дядя, Григорий Титаренко, попал в список особо опасных, которых нужно или стрелять, или сажать, или изолировать в дурках. На самом деле ничего особенного он не делал. Не создавал подпольных организаций, не был в их составе, не распространял информации, услышанной на радио «Свобода», не требовал оставить насильственную русификацию и так далее. Титаренко поплатился лишь за свое любопытство, и я назвал бы это любопытство профессиональным.
Мой дядя, как я уже упоминал, работал журналистом в черниговской областной молодежной газете. И на свою голову начал собирать материал о командире УПА Даниле Червоном. Точно не знаю, но, кажется, Титаренко действительно собирался написать на основе этих материалов книгу и опубликовать ее на Западе. По крайней мере, я слышал такое от родителей, частично это подтверждали некоторые дядины знакомые, с которыми мне удалось пообщаться.
Так это или нет, навсегда останется неизвестным. Но тетради Титаренко сохранились в том виде, в котором он их вел. И теперь стоит сказать несколько слов о том, как нашлись тетради. Ведь без них ничего в моей жизни и не началось бы.
Сам