Червоный. Андрей Кокотюха
им более современный вид и звучание. Естественно, по ходу дела я не мог не добавить что-то от себя. Но это не дополнительный фактаж – мне просто некогда было его собирать. Да и все, изложенное в тетрадях, ценно само по себе, без дополнительной нагрузки. Пусть уже потом специалисты разбираются, что здесь правда, а что – художественная литература. Когда, закончив свою часть работы, я просмотрел все от начала до конца, то понял: рукописные заметки Григория Титаренко, сделанные в 1978–1979 годах, невольно стали похожими на героико-приключенческий роман, созданный на документальной исторической основе. То есть по сути я предлагаю вам историческую остросюжетную драму.
Одобрил бы это автор записей, мой дядя Григорий Титаренко? Не знаю. Но ведь он стремился к публикации, значит, факты, изложенные в тетрадях, не искажены и не перевраны. Тетя Оля как первый читатель только плакала в некоторых, самых драматичных местах, но вообще не возражала. «Если таким образом об этом узнает как можно больше людей на Украине, я буду только рада. И дядя твой наверняка был бы счастлив» – вот что сказала она, возвращая мне прочитанную за ночь рукопись.
Собственно, это и есть третье обстоятельство. Если бы эти тетради исписал тот же уроженец Волыни или вообще – любого региона Западной Украины, я, скажу вам честно, не уверен, что взялся бы выпускать такой текст в свет. Потому что им это близко, они с этим росли и жили, они принимают партизанскую борьбу УПА с немцами и советской властью как часть борьбы за украинскую независимость. Принимают со всеми возможными оговорками, несмотря на все многочисленные «но», которых полно в истории украинского повстанческого движения. Тогда как и моему дяде, Григорию Титаренко, и тем, с кем он говорил, – Михаилу Середе, Виктору Гурову, даже чекисту Льву Доброхотову – все это близким не было. Так же, как и мне, рожденному в Киеве. Ведь двадцать лет из моих сорока двух меня воспитывали в том духе, что бандеровцы – это враги. Уже потом я убедился: да, враги – но враги немецкой оккупации и советской власти. Те, кто рассказывал моему дяде истории о встречах с командиром УПА Данилой Червоным, не могли скрыть своего отношения к нему.
Тот же чекист Лев Доброхотов признавал Червоного настоящим героем. Я представляю себе, как старый лис искренне вздыхает в беседе с Титаренко, которого уже собрался сдать в КГБ: эх, мол, жаль, что у нас таких бойцов не было… Вот почему я решил дать ход публикации: это – сторонний, а значит – независимый, как я считаю, взгляд на то, что происходило не только на Волыни, но и на всей Западной Украине, и даже во всем Советском Союзе в послевоенное время.
Ну и еще немного – о том, что может вызвать у читателя массу вопросов.
Сразу скажу: исходная рукопись написана на русском языке. Собеседникам журналиста Титаренко так было удобнее. Тетя Оля говорила, что дядя, когда уже перепечатывал текст на машинке, сразу переводил на украинский. Но машинописные страницы, как известно, конфискованы и исчезли где-то в архивах советской