С видом на Нескучный. Мария Метлицкая
хрупкая.
«Вредная я, – подумала Вера. – Нет, сказать, чтобы отдыхал до завтра. Сегодня я точно никуда не поеду. Да и куда тут ехать, господи… Я и так тут в центре вселенной – в гостинице “Пилигрим”».
Кстати, ресторан на удивление оказался вполне ничего, на хорошем столичном уровне. Ну да, городские шишки делали его под себя. И солянка была неплоха, и котлета по-киевски. И клюквенный морс не из концентрата, а точно из ягод, пусть и замороженных, но со своих родимых болот.
Меню из прошлого века: бефстроганов с картофельным пюре, свиная отбивная, солянка, рассольник. Медовик и наполеон. Но все свежее и вкусное, аутентичное, как принято говорить. Едят то, к чему привыкли. Зачем им устрицы, гребешки и минестроне? Правильно, незачем.
После сытного обеда и ресторанного тепла захотелось спать. «Ну и прекрасно, – подумала Вера, – будем считать, что у меня такой внеплановый отпуск. Здесь, в гостинице, если не смотреть в окно, вполне комфортно. Вот и не надо смотреть и думать, где ты находишься. Да и вообще иногда хорошо ни о чем не думать. Только не получается. Ладно, спать, а потом мама, Татьяна, звонки. Но это потом».
Ни о чем не думать снова не получилось. Легла, позевала, а сон все не шел. Зато повалили воспоминания. Те самые, от которых она все эти годы бежала.
Отчий дом, родные берега, трава у дома…
Нет никакой ностальгии. Счастьем было уехать отсюда. Свалить, сбежать, улизнуть, удрать, смыться. Или так – уползти.
Потому что сил бежать у нее не было.
Так жили тысячи и сотни обычных людей, что она придумывает? Провинция? Да, провинция. Но есть и поглубже, позабористей, глуше, есть совсем медвежьи углы, куда только на вертолете или на вездеходе. И всюду люди живут. А здесь нате вам – поездом, автобусом, автомобилем. Дорога в столицу. Рабочий район – а что тут такого? А где должны жить обычные советские люди, работающие на предприятиях? Тоже мне, принцесса крови Вера Кошелева! И почему, собственно, ты должна была родиться в другом месте? Ты родилась там, где положено. Чем ты лучше других?
Барак Вера едва помнила. Помнила холодный сортир во дворе и ночное ведро у двери – зимой во двор не набегаешься. Общую кухню в бараке тоже помнила – длинную, узкую, с двумя плитами в ряд. Мама говорила, что газ – это счастье, раньше готовили на примусах. И вонь керосиновая, и медленно, хоть ты тресни, щи за два часа не сварить.
Мыться ходили в баню, банный день суббота. После бани мужики выпивали и закусывали – летом на улице, во дворе, зимой на кухне.
В баках кипятилось белье, и влажный, перемешанный с запахом хозяйственного мыла пар заползал в комнаты.
Дети, сопливые, кашляющие – в бараке, как ни утепляй, дуло из всех щелей, – играли в длиннющем полутемном коридоре, на потолке болталась пыльная лампочка Ильича.
На праздники, октябрьские, новогодние, майские, гуляли. Женщины пекли пироги, жарили котлеты, резали винегрет и накрывали столы. Летом на улице, зимой, опять же, на кухне. Так же справляли дни рождения, поминки, свадьбы. Сыто, пьяно, громко, с непременными скандалами и короткими мордобоями. Жизнь.