Утром выпал снег. Андрей Толкачев
от пылесоса, и уйду.
– А! Лады.
В ближайшем подъезде № 3 отворилась дверь. В проеме стоял молодой мужчина с портфелем.
– Привет, Игорек!
– Здорово Вован! Вы когда прилетели?
– Да позавчера ночью.
– Загорел, не узнать. Как Эмираты?
– Да сойдет, – видно было, Вован уже устал отвечать на этот вопрос..
– А мы все не вырвемся, – продолжил разговор Игорек.
– Ну, Игорек, «джипяра» у тебя. Поздравляю. Обмоем?
– Не вопрос.
Закурили.
– О, мне пора. Ну вечерком звякнешь?
– А то!
– Ну заходи, дверь держу.
– Да брось. Мне надо мусор с машины выкинуть – вон бомжа жду.
– Какого бомжа?
– Да вон на мусорке возится.
Оба хорошо затянулись. Помолчали.
– Бомжей развелось, куда ни плюнь, – вдруг пробурчал Вован. – Сегодня выбросил коробку от Керхера! Уже мусорку разбомбили. Ладно, побегу – бабло рулит.
– Ну, давай – давай.
Игорек раздавил окурок, вернулся к машине, стал выгребать что – то в багажнике.
Старик деловито вынес извлеченные вещи, приноравливался, как ловчее все взять.
– Ну ладно, дед, отойди подальше, я тут выкину кое – чего, – Игорек двинулся к мусорке, и поднял голову: – Андрей Николаевич? Вы че тут?
– Да это…
– А мы же только с Вовкой Вашим стояли тут, разговаривали. Вовкой Вашим… Вы че тут?
– Да это…
– А Вовка что? Не узнал Вас, получается?
– Да ничего…
– Я думал, Вы еще в институте работаете.
– Да…
– Как Вы так? Нас же учили… с Вовкой… Куда Вы? Андрей Николаевич?
Старик быстро засеменил со двора к арке. Молодого человека он не узнал. А сына узнал по голосу, да отвернулся, чтоб не смущать.
Старик идет по улице, несет коробку от холодильника сына. Как он оказался на улице – вспоминать ни к чему, и никому об этом он не расскажет. У сына семья, маленький ребенок, а у старика никого – пусть живут.
Старик идет по улице, на душе хорошо, – в голове звуки музыка… – «Лунная соната»… – в солнечной комнате… лунная … в солнечной… – за роялем его Вовка… – учился сызмальства в музыкальной школе.
А после занятий, допоздна отец с сыном играют в приставку плейстейшн, а ночью ребенок долго не может уснуть, а отец тихо входит, поправляет одеяло. Маленький Комольцев вздрагивает, а большой Комольцев ему говорит:
– Это я – папа. Ты не узнал меня, сынок? – и также тихо уходит.
Я все равно бы от тебя ушла…
Распахнуто окно в деревянном доме. Дождь стучит по листьям берез. Дождь теплый, – когда на ладонях, а еще он навевает разные истории.
Ланцов только что стоял у окна, грел дождь в ладонях, а теперь у двери, зачем-то хотел на улицу. Протопал широким шагом, чуть дверь не выломал, еще бы, когда рост под два метра, и забыл, за чем собрался.
Будто что вспомнил?
"Да, вспомнил.