Самая страшная книга. Холодные песни. Дмитрий Костюкевич
глаза Лизи исчезли, Брайс приложился затылком о поручни и полетел вниз.
«Что ж, – подумал он, прежде чем в легкие хлынула соленая вода, – в конце концов, прошлое утащило меня за собой».
Она спаслась.
Страх – это спичка, брошенная на горку пороха. Вспышка, и его уже не остановить. Паника на корабле – это пожар, бушующий в сумасшедшем доме. Или зверинце.
Страх и паника.
А потом – хаос.
Еще вчера по палубам гуляли нарядные люди, в пассажирском зале звучал беззаботный говор, кто-то хохотал, кто-то восторгался совершенством лайнера, дамы искрились и таяли в электрическом свете. Вчера…
Лайнер валился на правый борт, океан подползал к главной палубе. Близость воды – каких-то десять минут назад контролируемая, неопасная – в один миг лишила людей рассудка. Звериные вопли заглушали рвущуюся в трюм воду.
Охваченные страхом бедняки, полуодетые, разбуженные столкновением и криками, выбирались из помещений третьего класса. Твиндеки располагались дальше от шлюпочной палубы, чем каюты первого и второго класса, – путь к шлюпкам преграждали сотни других людей.
Не прошло и шести минут с того момента, как парусник вспорол борт парохода, а на палубах уже звучала адская симфония. Кораблекрушение породило безумцев.
Австрийские моряки, которые плыли в Гавр третьим классом, пробивались к шлюпкам при помощи ножей и револьверов. Совсем недавно им довелось чудом пережить другое крушение – пароход, где они несли службу, потонул у американского берега. И вновь океан предлагал им лишь неизбежную гибель. «Ла Бургонь» глотала воду, кричала о смерти. Австрийцы орали в ответ: не их пароход, не их команда, не их смерть. Лезвия ножей и горячий свинец выпрашивали спасение чужой кровью.
Австриец с красными влажными глазами полоснул офицера по выставленным вперед ладоням, а затем по лицу – оно разошлось красной трещиной. Люди-звери, подобно волне, сметали с пути офицеров. Форма и звания перестали что-либо значить. Только жизнь, только возможность уцепиться за нее жадными пальцами.
Жестокость австрийских моряков передалась итальянским эмигрантам. Обитатели третьего класса орудовали кулаками и ножами: расталкивали, калечили и убивали женщин и мужчин. Оказавшись на шлюпочной палубе, они окончательно лишились рассудка. Метались, срывали брезенты со спасательных шлюпок, прыгали в вельботы, резали, давили, рвали. На палубу лилась кровь.
Они убивали офицеров.
Сбрасывали в воду женщин.
Били ножами по рукам, которые передавали детей.
Снятая с кильблоков шлюпка, посадкой в которую занимался второй штурман Дюпон, была заполнена женщинами с детьми и стариками. Штурман перерубил топором фалини – перегруженное суденышко отошло от лайнера, – отдал стопора на шлюпбалках и стал потравливать трос талей. Над головой скрипел барабан шлюпочной лебедки. Вельбот вывалился за борт, достиг предельного положения и, клонясь кормой, начал спуск на