Обратная сторона Мебиуса. Мария Фомальгаут
полно, Тоха, один хрен сгорело все, так какая разница…
– Он, точно он… Евгений, можно нескромный вопрос…
У Жеки холодеет спина. Если говорят про нескромный вопрос, значит, рыльце в пушку. Или чужой кусок урвал, или чужую работу запорол, или…
– Евгений, а ты ток выключал?
Жека не помнит. Жека уже спал, когда из цеха уходил, Жека к тому времени сам выключился.
– Во, блин…
Кто-то бросается на Жеку, кого-то хватают, кому-то скручивают руки за спиной. Жеке тоже скручивают руки за спиной. Щелкают наручники.
Метель бьется головой в стену. Прошлой ночью сорвало с неба все звезды, вон они лежат, рассыпанные по снегу, искрятся. И башню какую-то ржавую обрушило у десятого цеха.
Жека еще не понимает, что случилось. Некогда понимать. Одна мысль – привели в камеру, это теперь можно лечь поспать. И вот, блин, сколько мечтал лечь да выспаться, а теперь лежишь, и не спится. Думается.
И злоба такая на душе. На себя. На мастера, вот где идиотище. На цех, который сгорел не вовремя. На ночь, которая сожрала утро, день и вечер. На зиму, которая сожрала весну, лето и осень. На пирамиды. Хотя на пирамиды гневаться нельзя. Хотя Жеке уже по фигу, что нельзя, что льзя, ему уже терять нечего, он сейчас про пирамиды такого наговорит, они до конца своих дней красные стоять будут…
А больше всего Жека зол на Ван Клик Энтера. Сам не знает, почему. Да как почему, потому что. По кочану, да по капусте. Навыдумывали про этого Ван Клика, сегодня он на Тибете, завтра он в Париже, послезавтра вообще с батискафом в Тихий океан прыгает. А океан у него теплый, со всякими рыбами, гадами морскими, не то что наши океаны, промерзшие до самого дна… Мужики как-то штуку привозили, глыбищу льда, а внутри акула замерзшая.
Ладно, не о том речь… ненавидит Жека Ван Клика. Ненавидит. Так бы и придушил его к чертям собачьим, и сам бы на его место встал. Да как на его место встанешь, в журнал-то не залезешь, в выдумку…
– Щеглов Евгений, с вещами на выход.
Вот, блин, только дремать начал…
– Ленусик, давай, колись, ты вчера в цехе допоздна была? – спрашивает мастер.
Ленусик садится мастеру на колени. Хихикает. Так, говорят, русалки хихикают. Интересно, что такое.
– Да я там штучку одну в компьютере нашла, там кофточки такие…
Мастер расстегивает на Ленусике брючки.
– Ты, красавица, ток не вырубила?
– А там какую ручечку повернуть надо, я все время забываю…
Ну-ну…
Мастер расстегивает брюки на себе.
– Ты, красавица, когда отчет-то подготовишь, бухгалтерша ты моя?
Ленусик хихикает, делает милую гримаску.
– А мне теперь ничего не будет?
– А ты думала, цех подпалила, тебе за это памятник поставят? Да не боись, – мастер кидает Ленусика на продавленный диван, – да не боись, ничего не будет… крайнего назначили уже…
– Это кого?
– Жеку Щеглова.
– Это такой хорошенький, худенький?
– Чш, ты мне про хорошенького-то не очень, а то сама за ним