Мамалыжный десант. Юрий Валин
метров от командного пункта. В кузовах были видны пушкари – бодрые, улыбающиеся. Это они на своего комбата смотрят.
– Одним огневым взводом идут. – Связист потушил цигарку. – Второй прикрывать их и станет. Грамотно, этого не отнять.
Машины, виляя между воронок, живо проскочили метров двести – да, это не пехом с автоматом бежать. Остановились. Артиллеристы начали спрыгивать и отцеплять орудия, и тут по ним ударили пулеметы немцев. Было видно, как разом полетели щепки от кузова «студебекера». Под огнем пушкари все же сбросили ящики со снарядами, начали разворачивать орудия. Грузовики уже неслись назад, задняя машина дергалась и неловко обходила воронки – явно ранен водила. А у орудий…
У орудий движения уже не было. Туда уже били минометы немцев, подключилась и фрицевская артиллерия. Сколько ни вглядывайся сквозь дым разрывов – никакого движения, никто назад не ползет, только вздрагивают и содрогаются беспомощные гаубицы.
– Да что ж так-то… – прошептал Быкевский.
С КП донесся крик – это в телефон цифры диктуют.
В небе просвистело. Разрыв, второй – по пулеметам. Еще… Снаряд, следующий… Внезапно прямо из столба разрыва взлетела немецкая противотанковая пушка – станины непотребно раскинуты, болтаются, вокруг все в клочки.
– А-а, сука! – зарычал связист. – Досиделась, падла!
Немецкую пушку до этого действительно никто не видел: замаскировали ее фрицы тщательно, еще и щит для незаметности сняли.
Отомстил второй огневой взвод батарейцев за своих. Но разве так надо было?! Две отличные гаубицы, они же снаряды по немцам словно пятачки в кошелек укладывали – почти каждый в цель. И в расчетах люди такие умелые. Наши же люди…
До ночи стояли гаубицы, дымили резиной горящих шин, иной раз ветерком доносило едкий запах до наших траншей.
Уже в темноте ползали разведчики к погибшим гаубицам, притащили двух бессознательных тяжелораненых и тела погибших. Говорили, что имелся у пушкарей однозначный приказ выйти на прямую наводку, они и выметнулись. К чему вот такой приказ, зачем взвод погубили, Тимофей, как ни думал, догадаться не мог. Но в жизни и смерти такое случается, это понятно.
Как-то встретил Тимофей комбата той «фрицевской» батареи – все такой же подтянутый, с биноклем на груди. А с лица – лет на десять старше.
Вспомнился тот эпизод совершенно не ко времени, поскольку сидел в душе смоляной вонючей занозой, а настроение у бойца Лавренко и так было неважное. Тимофей сунул в рот помытую сливу, придвинул к себе чехол лопатки и принялся зашивать дыру, неспешно и аккуратно. В прошлый раз заштопал наспех, а для такого верного инструмента можно и постараться.
Лопатка лежала на ящике-скамье, надежная, тускло блестящая, отполированная о плацдарменную землю. Имелось на этом образце главного пехотного вооружения клеймо Днепропетровского «Коминтерна» и указывался год рождения лопатки – далекий и мирный 1940-й. Когда война кончится, нужно будет съездить посмотреть на