Убыр. Шамиль Идиатуллин
не сорвавшись в ванну, мотнулся обратно, вскакивая, тут же рухнул на колени, сунулся головой в унитаз и зарычал.
Я отшатнулся, не понимая.
Мама задрала лицо к потолку и шмыгнула носом.
И тут я понял, что папу рвет, а мама плачет.
– Мама, – сказал я.
– Наиль, – сказала она, не поворачивая головы. – Встали уже. Минутку подожди, ulım13, ладно? Мы сейчас только умоемся и вам освободим. Ах, я же завтрак еще… Ну сейчас. Минут… – она зажала нос и рот ладонью и отвернулась.
– Ага, – сказал я и захлопнул дверь.
Какой еще завтрак, она же вчера наготовила на месяц вперед, там мяса одного на ползарплаты, небось, – если, конечно, папа не подключится.
Папа никогда столько не ел.
Папа никогда не жаловался. Ни на что. Его два года назад с работы уволили, со скандалом, – но я об этом совсем случайно узнал и два месяца спустя, нечаянно в его почтовый ящик залез – а там письмо бывшему начальнику открылось. Письмо было копец какое резкое и наотмашь, это мы как раз в ипотеку влезли, но и толковое. Я на папу тогда обиделся слегка – мог и сказать родному сыну про неприятности, – но зауважал совсем сильно. Работу-то он быстро нашел. Хотя это не физическая, конечно, боль – но я потому и вспомнил, что папа на новой работе, это логистическая такая компания, перевозками и хранением всяких больших грузов и товаров занимается, в аварию попал – ребра поломал и ногу. Месяц лежал, год хромал, украдкой что-то там глотал по ночам – но я ни разу не слышал, чтобы он жаловался или даже умученное лицо делал. Он хихикал и называл себя победителем «КамАЗов». А уж как больно было – я представляю. Не зря же он с тех пор к валерьянке и пристрастился. Других лекарств и не признавал. А теперь говорит – три таблетки. Вот и тошнит.
А от ножа какие раны бывают? Например, если сильно рукояткой в живот попал – от этого боли наутро возникают?
Блин, что я опять про сон-то? Говорят же, что сон – небывалое сочетание бывалых впечатлений. Моя усталость – это бывалые впечатления и родительские болезни, ночная ерундистика – это небывалое сочетание, все нормально. Сейчас я зайду и прямо спрошу…
Дверь распахнулась – я, оказывается, так и ждал у стеночки напротив, – и в коридор вышли мама и папа: свежие, подтянутые, задорные и с блестящими глазами. Мама воскликнула:
– Чего стоим, бездельники? Живо сестру будить!
Папа за ее спиной улыбнулся, почти по-старому. А Дилька радостно завопила из комнаты:
– А я встала давно!
– Ой ты умничка моя. Пулей умываться и завтракать, – скомандовала мама.
За завтраком тоже было почти по-старому: мама подкладывала всем разные кусочки, Дилька трепалась, болтая ногами, папа молча мёл, а я думал, как можно так одинаково худеть, если один такой прожорливый, а другая, кажется, третий день ничего не ест – только чай пьет. Много пьет, правда.
Папа с мамой оба похудели, можно сказать, страшно. Нет, скорее, некрасиво. У папы щеки, например, ввалились так, что оттягивали нижние
Сынок