Убыр. Шамиль Идиатуллин
несколько раз зачем-то нажал кнопку звонка – от звуков колокольчика я чуть не расплакался – и, взяв меня за плечо, отвел в сторону. Рыжий Перевозчиков подошел к двери, снял автомат с плеча, примерился и несильно ударил прикладом в замок, еще раз в район петли.
Дверь дважды отозвалась толстым колоколом, будто в рифму звонку.
И мамин голос спросил:
– Что такое? Перестаньте немедленно, я сейчас милицию вызову.
8
Полицейский в штатском еще раз внимательно посмотрел на меня и на врача. Врач мотнула головой – чтобы усатый снова не начал громким шепотом допытываться, могла ли боксерская черепно-мозговая травма так подействовать на мальчика, или мальчик все-таки наркотики принимает, и не пора ли везти его на анализы.
Мальчик поехал бы, честно говоря. Мальчик очень хотел поехать.
Куда угодно.
Милиционер с врачихой, потоптавшись, вышли – не прощаясь.
Я некоторое время смотрел в пол. Страшно было поднять глаза.
Лучше бы они ушли.
Лучше бы они бросились.
Лучше бы что угодно уже, только поскорее.
Я вскинул глаза.
Родители стояли с теми самыми выражениями лиц, с которыми говорили прощальные слова милиционеру и врачихе. Даже улыбки у них были такими же снисходительно-извиняющимися.
Я украдкой вытер мокрые ладони о джинсы. Родители не пошевелились. Смотрели на дверь и улыбались, ровно дыша. А я уж не мог стоять. Просто не мог – колени стали совсем кисельными и от верха живота к горлу поднимался какой-то одуряющий туман, от которого хотелось заплакать и пасть на пол, точно моток веревки.
Я сипло сказал:
– Мама…
Пусть уже хоть что-то будет, хоть самое жуткое, чем эта тишина, улыбки и туман.
Мама смотрела на дверь и улыбалась. И папа стоял, смотрел на дверь и улыбался.
Черными голодными глазами.
Я вздохнул – кажется, с всхлипом – и сказал:
– Ма…
Мама и папа резко повернулись, в разные стороны, и одновременно быстро ушли – мама на кухню, едва не зацепив меня холодным локтем, а папа в спальню. Не глядя на меня. Глядя прямо перед собой.
Я зажмурился, ожидая, что сейчас они вернутся. На кухне были ножи, а на балконе, дверь на который открывалась из спальни, – инструментальный ящик со всякими молотками и стамесками.
Было тихо.
Я попытался вытереть пот со лба плечом – получилось плохо, но руки поднимать я почему-то боялся. Вернее, был уверен, что не надо сейчас руки поднимать и вообще делать резких движений. Не знаю уж почему. Я закрыл глаза, сосчитал, пока сердце бухнет тридцать раз, чуть разжмурился и тоже ушел из прихожей – в ванную. Заперся соскальзывающей рукой и с размаху, так что больно стало, сел на край ванны.
Никому не открою. Пусть дверь ломают.
Негромко хлопнула входная дверь. Я вздрогнул, но не встал. Сидел и ждал, пока выяснится, отвлекающий маневр это или в самом деле ушли. Ничего не дождался, встал, два раза вхолостую