Чеченские рассказы. Большая сборка. Война и мир. Александр Карасев
на снегу. Всем стало чуточку веселей. Парень в старой фуфайке понравился Мише – он смешно балагурит. Другой призывник пришёл в военной форме с голубыми погонами: это воспитанник местной авиачасти, сейчас он призывается, как все. К некоторым парням жмутся девчонки. От этого Мишу слегка сдавливает внутри. Он подумал, что Наташка могла бы и прийти – хотя бы для виду.
Неуловимый Амилахвари то появлялся, то снова исчезал. Никто не может за ним уследить. Наконец, Амилахвари с пачкой новеньких красных военных билетов в руках, начинает перекличку.
Долго обнимались и целовались. У мамы в глазах блестели слезинки. «Держись там», – сказал Карен. Что-то хотела пожелать и Агнесса Львовна, но смогла сказать только: «Мишенька». Миша улыбнулся ей, заходя в автобус. Он уселся на холодное сиденье и протёр ладонью заиндевевшее окно.
Пушистые снежинки мягко касаются стекла, оставляя мелкие капельки. Автобус развернулся. Карен и Агнесса Львовна машут вслед. Мама стоит со слезами в глазах и тоже махнула рукой. Неугомонный Димка бежит за автобусом, чтобы бросить снежок. Но снежок не долетел – автобус быстро набрал скорость и понёсся из совхоза, клокоча выхлопами.
Глава 5
МОРСКАЯ УГРОЗА
На краевом сборном пункте («девятке») со сцены кинотеатра вещает офицер в светлой шинели. Его речь всплывает и гаснет в гомоне толпы – не все слова можно разобрать. И сам офицер сквозь вьющуюся табачную завесу какой-то нереалистичный.
– …матери и отцы… думают… служите в армии… пользуясь тем… срок службы идёт… по два месяца сидят здесь… не собираются служить, как положено… отставшие от своих команд явитесь в комнату сто четырнадцать – запишитесь в новые команды!..
Толпа визжит, как обкурившаяся.
– Эй, братуха! Вали в «бюро находок»! Твой мать и отец думают, что ты служишь, как положено, а ты на «девятке» колбасу жрёшь!
– На положено хуй наложено!
– Га-га-га-га…
Раздраконенный офицер сбегает по ступенькам со сцены и пробирается к выходу, расталкивая призывников.
– Полегче, полковник!
– Я сейчас тебе устрою полегче! Кто это сказал?! – Майор (а не полковник) уставился в Мишу мутными глазами. Миша застыл с непонимающим лицом. Майор развернулся, бросил на ходу: «уроды!», – и быстро вышел в раскрытую дверь.
– Сам урод, – с опозданием отозвался голос, который сказал: «Полегче, полковник».
Миша ещё плохо понимает, куда попал. Будто на какой-то революционный вокзал в семнадцатом году.
Теперь на сцену забрался молодой оратор в распахнутой фуфайке. Оратор стучит левым кулаком по лысой голове с буграми, привлекая внимание зрителей, становится в разные ораторские позы, а правой рукой лускает семечки, выплёвывая шелуху далеко вперёд.
Шелуха падает на петушки и лысины дикой публики. Публика снизу стремится ухватить оратора за ноги, чтобы стащить со сцены.
Наконец,