Эх, Малаховка!. Книга 2. Колхоз. Елена Поддубская
работой, но при этом всем своим величественным видом демонстрировал остальным сознательность и скрупулёзность.
Работали молча. Дождь то почти прекращался, то начинал моросить вновь, противно, доставуче. Редкие переговоры в парах были только о том, что полтора месяца работ покажутся долгими. К одиннадцати часам объявили перерыв. Народ разбрёлся кто куда, особого выбора не было: или в бараки по нужде да отдохнуть от дождика, либо по полю. Куряги поспешили в сторону здания бани, там, спрятавшись ото всех, задымили, переговариваясь негромко. Горобова, разогнувшись на своей полосе, стянула рукавицы, пошла к канистре с водой. Пить хотелось, несмотря на дождь. Тут же за спиной Натальи Сергеевны возник Печёнкин, за ним подтянулись Гофман, другие преподаватели, которые работали рядом. Подходили молча, настроения для разговоров не было, смотрели тяжело, повода для веселья тоже не наблюдалось. Каждый думал скорее всего о том, как же ему повезло жить и работать в городе. И даже Малаховка, по сути деревня деревней, на фоне бескрайних пейзажей, серо замазанных пасмурным днём, безлюдных, голых, неприветливых, казалась теперь островком высокой цивилизации. А ещё наверняка думали о том, что назначенные сельхозработы – это и вправду долг перед Родиной, который просто так, добровольно, не будучи обязанным, мало кто станет выполнять.
– Наталья Сергеевна, я вот со вчерашнего дня всё думаю: как нам быть с обувью? – вдруг неожиданно спросила Михеева, протянув руки вперёд, к полю. Голос женщины был добрым, жест мягким, словно речь шла о приготовленных пирожках, которые Михеева предлагала взять с мнимого разноса. Наталья Сергеевна обернулась, поправила петушок на голове, строго сдвинула брови:
– Вы про что, Галина Петровна?
Михеева рукой указала на студентов, оставшихся на поле:
– Возможно это наша вина и это мы слишком поздно разослали всем сообщение о сельхоз практике, но факт остаётся фактом. Смотрите, больше половины наших молодых людей приехали в колхоз, не имея резиновых сапог. У некоторых девушек нет даже ботинок, только кроссовки и туфли. Посмотрите на Кашину, товарищи, – Михеева говорила все также мягко, но настолько взывающе, что преподаватели, спешившие уйти в тепло, остановились. Ира шла по полю, вытяшивая из грязи кроссовки, которые пробуксовывали на скользкой поверхности и полностью были заляпаны. К тому же было видно, что обувь промокла. Девушку было откровено жаль, так как на лице у неё читалось страдание. Михеева вздохнула, продолжая, – Уже сейчас понятно, что в такой обуви работать на полях нельзя. А сегодня, между прочим, тепло, плюс пятнадцать, и дождик – так, балуется. А что будет, когда зарядят ливни и похолодает? Ближайшая больница – за сорок километров.
Воцарилась пауза. Каждый посмотрел на себя, на соседа, на кого-то в поле. И вдруг взрослые, словно очнувшись от молчаливого дурмана, заговорили все разом. Михеева была права: даже за утро кроссовки и бот�