Пусть будет гроза. Мари Шартр
– каждое утро наблюдать эту сероватую непослушную полоску ткани. Казалось, к концу переклички лифчик окажется на учительском столе.
Ну да, согласен, я уделяю слишком много внимания деталям вроде бретельки и меня можно принять за озабоченного, но я не такой. Нечто подобное я замечал и за нашим биологом мистером Уайтом – а он, понятное дело, под футболкой никакого лифчика не носил. У него была другая проблема – усы. Он их беспрестанно поглаживал. И именно правую половину. Левую – никогда. Люди – очень странные. Он проглаживал половину усов, потом перепроглаживал, потом пере-перепроглаживал – это был цикл из трех четких движений, причем каждое другим пальцем. Пф-ф! Пожалуй, лучше я не буду про это. Так недолго и самому стать психоаналитиком – если присматриваться к разным человеческим странностям.
Короче, когда миссис Перселл добралась до моего имени, ее бретелька опять на бешеной скорости стремилась к локтю, а сама она, как обычно, обратилась ко мне со своей любимой фразочкой, причем с таким видом, будто она ее только что придумала и произносит впервые. Но, ясное дело, она произносила ее не впервые. Конечно, не впервые.
– Может, уже выберешь какое-то одно? – воскликнула она и состроила совершенно немыслимую гримасу, глядя на мое имя в классном журнале.
Просто она так и не смогла запомнить, как меня полагается называть.
– Мозес, миссис Перселл. Если вас не затруднит, называйте меня, пожалуйста, Мозес.
Ну вот! Мало того что я и так уже от стыда почти целиком сполз под парту. Ей понадобилось добить меня еще одной ответной репликой, которую она всегда произносила с победоносной уверенностью:
– Очень хорошо, Мозес Лауфер Виктор Леонард. В классе я буду звать тебя Виктор.
Вот так-то: было еще только девять часов утра, а я уже по самую макушку погрузился в беспроглядный мрак и стыд.
Внезапно миссис Перселл прервала свою усыпляющую монотонную речь и истошно завопила. По крайней мере, лично мне показалось, что она вопит, но не поручусь: возможно, я просто слегка задремал.
– У нас новый ученик. Прошу любить и жаловать. Представьтесь, пожалуйста! – обратилась она к плотному пятну в дальнем ряду моих одноклассников.
Одноклассников? Правильнее было бы сказать – каких-то школьников, которых я перестал различать. Для меня они делились на «тех, что сзади» и «тех, что впереди». Я входил в кабинет вслепую, без всякого желания идентифицировать одноклассников. Меня они тоже не идентифицировали. И все же из школьных коридоров до меня иногда долетали злые насмешки. Меня называли «металлистом». Смешно, правда? Просто умереть со смеху.
– Ратсо, – отозвался мрачный голос.
– Представьтесь полным именем, – попросила миссис Перселл. – И встаньте, пожалуйста.
Я оглянулся и увидел того самого здоровенного парня-индейца в футболке с символом оглала. Здесь, в кабинете, он выглядел просто великаном. Футболка коротка, из-под нее торчит большой толстый живот. А джинсы этот тип