Елизавета Петровна. Дочь Петра Великого. Казимир Валишевский
задачи, которую я себе поставил. Воссоздать психологически, на расстоянии одного или двух веков, облик Петра Великого или Екатерины II является трудным, уже чуть ли не смелым предприятием. Но у нас в данном случае есть по крайней мере источники, которыми мы можем пользоваться. И Петр и Екатерина оставили красноречивые и достоверные свидетельства, по которым мы можем судить не только об их внешнем виде и деятельности, но и об их внутренней сущности. Они иногда изливали свою душу в писаниях, не предназначавшихся гласности. Они выдавали тайну своей души во множестве необдуманных слов и непосредственных телодвижений, а внимательные взоры и чуткий слух запоминали их и потом передали их нам.
А Елизавета?
Она не оставила мемуаров. Ее переписка? Она состоит из нескольких ничтожных записок, где неправильность правописания соперничает с бедностью мысли. Воспоминания ее приближенных? Разумовский не вел дневников и по веской причине: он был неграмотен.
И все-таки мимо Елизаветы нельзя пройти равнодушно. Судьба этой женщины слилась в течение двадцати лет с судьбою ее народа не только в силу простой случайности и не по прихоти распутных солдат. Дочь Петра Великого была популярна. Она сохранила в русских преданиях привлекательный облик и даже на европейском горизонте она пережила период блеска и далекого сияния, хотя необыкновенная наследница, избранная ею, впоследствии и затмила ее.
В мае 1744 г. в Москве появилась знатная иностранка «худая, с прекрасными черными глазами, лет тридцати – тридцати пяти; путешествует в сопровождении управляющего, горничной и лакея. Богатый гардероб». По наведении более подробных справок она оказалась француженкой, госпожей д’Акевиль, рожденной де Монморен, женою советника в Руане и сестрой бригадира королевской армии. Зачем она приехала в Москву? Узнав про переворот, возведший Елизавету на престол, «она прониклась благоговеньем и любовью к ней», как она выразилась в разговоре с Шетарди. Она писала, Черкасскому, Воронцову, самой Елизавете; и, не получив ответа, разместила своих детей по учебным заведениям, написала прощальное письмо мужу и пустилась в путь. Она хотела только увидеть государыню. «От этого зависело счастье ее жизни». Это удовлетворение было ей доставлено. Обедая у Воронцова, она была представлена Елизавете, соблаговолившей «как бы случайно» оказаться у своего друга. Она вернулась домой довольная и счастливая, но муж ее д’Акевилль не разделял ее радости, поверив, в своей досаде, каким-то россказням «относительно дорожного конюха», ходившим насчет любопытной красавицы; он стал даже приставать к самому Аржансону, довольно дерзко поручившему своему секретарю выпроводить «этого жалкого рогоносца».[84] Конец этой истории мне неизвестен; но не рискует ли эпоха, когда она произошла, остаться недостаточно освещенной в наших глазах, если северная царица, внушавшая столь сильное любопытство, сохранит перед историком свой образ полувосточной императрицы, скрытой, как идол, в таинственной атмосфере терема?
Елизавета
Архив франц. Министерства иностранных дел: переписка 1744 г. Архив кн. Воронцова. Т. I, стр. 407–414.