Жареный козлёнок бокора Вальдеса. Нина Запольская
напоминала потёртый и измятый шёлк или атлас без блеска, его большие чёрные глаза светились лукавством и умом, не слишком густые седые брови странным образом подчёркивали их хитрый блеск. Худую вытянутую фигуру нового проводника венчала, именно венчала, гордая голова в тюрбане. Держался старик спокойно и с большим достоинством.
Сквайр и доктор с некоторым изумлением узнали в этом старике того полуголого чернокожего, который, как дятел, тюкал топориком по бревну, выдалбливая лодку в их первый день пребывания в Сен-Луи.
****
Сначала караван шёл по побережью, которое представляло собой бесконечную цепь песчаных дюн, заросших невысоким кустарником. Это была странная граница трёх стихий – неба, песка и океана. Как ни старался старший погонщик направлять караван дальше от воды, но даже в полный штиль волны прилива прорывались далеко в пустыню и лизали копыта верблюдов… Глядя на дюны, мистер Трелони думал, что эти неподвижные песчаные волны, тысячелетиями сдерживающие нескончаемые удары океана, создают пейзаж без всяких признаков жизни до самого горизонта – только остовы редких разбитых лодок и выбеленные солнцем скелеты верблюдов, погибших здесь, не иначе, как от жажды, виднелись окрест.
Соседствующие друг с другом прибрежные дюны были разных цветов – рядом с белой песчаной горой высилась рыжая, а рядом с рыжей покоилась почти розовая, и это была не игра света. Песок по цвету действительно различался, почему-то в дюнах не перемешиваясь. И песок везде был полноправный хозяин, особенно днём, когда глазам было больно смотреть на дрожащее впереди белёсое марево, и когда пот растекался по плечам и лицу, обтянутому иссыхающей кожей.
Утром второго дня караван повернул от океана и поднялся на вершину песчаного холма, откуда вся местность, сбежавшая вниз, открылась, как на ладони – такие же песчаные холмы уходили вдаль без конца и без края. Мистер Трелони понял, что очутившись в этом первозданном, отчуждённом мире, красота которого складывается из тишины и суровости, он вдруг оказался весь в его власти – во власти бескрайнего неба, бесконечного сыпучего песка и облаков странной формы, медленно ползущих, казалось, из самого сердца Африки.
Сквайр отъехал в сторону, остановил верблюда и, обернувшись в седле, посмотрел на океан – океан всё так же безучастно катил свои воды, зализывая следы, оставленные караваном.
Скоро пошли соляные озера, и уже почти высохшие, и ещё сохраняющие водную поверхность, с которой при приближении каравана взлетали стаи пеликанов – эти огромные белые птицы совершали сначала несколько прыжков по воде, потом с шумом били крыльями по водной глади и только тогда взлетали. Бакланы, между тем, продолжали сидеть на остовах деревьев и, казалось, провожали пеликанов удивлёнными взглядами.
Караван шёл по неширокой утрамбованной ногами путников дороге, изредка обозначенной кучками наваленных в беспорядке камней. Сойти с этой дороги грозило опасностью провалиться по колено в вонючий чёрный