Все, что вы хотели знать о смерти. Екатерина Островская
– польский «Крест Грюнвальда», ну и медали…
– Ордена денег стоят, – напомнил полицейский, – в них же драгметаллы.
– Все равно это гроши. За сто тысяч рублей вряд ли кто пойдет на убийство.
– Мне тоже кажется, что убийцы шли сюда не за добычей, – тихо произнес Гончаров. – Сами как думаете, кто-то мог им мстить за что-то? Или, может, это месть вам?
– Им не за что, а мне – вполне возможно. Хотя вроде не за что. За то, что передача возродилась? Но мне и раньше угрожали пару-тройку раз, но действий против меня никаких не было.
– А за репортаж с убийством Каро Седого могли отомстить?
– А что я такого показал особенного? Кто-то пробрался к его бане и расстрелял его вместе с телохранителями. Я-то каким боком к убийству? Просто отснял и показал – это моя работа.
– Зато у нас на ушах стоят: в субботу собрали всех и сказали, что надо готовиться к войне за передел криминального мира.
Майор резко поднялся и направился в гостиную, где продолжали работать эксперты-криминалисты. Павел подошел к холодильнику, открыл дверцу и заглянул внутрь. Там стояла коробка с тортом, судя по всему, бабушка с мамой готовились встретить его сегодня. Может быть, они радовались, что на экранах снова будет популярная програм-ма, которую придумал их внук и сын, и захотели отметить событие праздничным чаепитием.
Ипатьев выглянул во двор: внутренний дворик наполнялся соседями, все что-то обсуждали, смотрели на окна квартиры Ипатьевых: люди уже все знали. К ним подошли опера и участковый, стали опрашивать.
Вернулся начальник убойного. Садиться за стол не стал, а начал оглядывать помещение кухни.
– Здесь когда-то дровяная печь стояла, – наконец произнес он.
Ипатьев кивнул, не понимая, при чем здесь печь.
– Я к чему о печке спрашиваю, – продолжил майор, – потому что должен был остаться дымоход.
– Не знаю, – покачал головой Павел, – при чем тут это?
– При том, что некоторые жильцы подобных старых домов там очень часто что-то прячут. Что-нибудь ценное. Не у всех же есть возможность арендовать банковскую ячейку в депозитарии. Делают это на случай, если залезут воры и все перероют, но в дымоход не полезут, потому что не знают о нем, а там…
– Бабушка ничего не прятала, – не дал ему договорить Ипатьев, – я бы знал об этом, да и прятать-то было нечего. Я уже говорил.
– Наград мы не обнаружили, – доложил Гончаров, – но орденские книжки остались. Будем по номерам искать. Тряхнем всех известных барыг в городе, все скупки, рынки, интернет-магазины, сайты разные, чтоб им провалиться. – Майор говорил так, словно оправдывался. – Мы уже начали работать: я отзвонился и попросил проверить по камерам все автомобили, выезжающие из вашего квартала за последние два-три часа.
Ипатьев кивнул и подумал, что Гончаров в полиции служит лет двадцать, а то и двадцать пять, то есть раза в два больше Инны Снежко, но она полковник, а он застрял в майорах.
– Опером начинали? – поинтересовался Павел.
– Так