Между Навью и Явью. Семя зла. Анна Мезенцева
замолчали.
Неожиданно «мертвец» шевельнулся и застонал. Конь вмиг притих, сунулся к нему носом, по шкуре, мокрой от нервного пота, прошла дрожь. Волшан осторожно приблизился.
Щуплый паренёк в рваной рубахе и какой-то немыслимо грязной безрукавке, густо заляпанной кровью, открыл глаза. Худое лицо посерело. «Не жилец», – решил Волшан, заглянув в это лицо, и перевёл взгляд на коня. Тот застыл в напряжённой позе, нависая над раненым на расставленных ногах и шумно дыша. Бока так и ходили – раздувались и опадали, как меха в кузнечном горне.
– Не убивай… коня, – еле слышно выдохнул умирающий, цепляясь молящим взглядом за волчью морду. Приподнял руку и коснулся лошадиного носа кончиками пальцев. – Ильк… Прощай…
Рука парня упала, на губах запузырилась алая кровь, ударив по волчьим ноздрям острым запахом смерти. Несчастный со слабым стоном выдохнул, глаза закатились, и он обмяк.
Жеребец закричал, будто это его насквозь прошила стрела Полкана, и затрясся мелкой дрожью. От глаз по шерсти потекли мокрые дорожки – конь плакал. Как человек плакал. Волшан-волк мягко боднул коня головой в мокрое и резко пахнущее потом плечо, от чего жеребца качнуло, и повалился на землю у самых его ног. Начинающийся зуд заживления, оборот в такого крупного зверя и схватка на голодный желудок лишили его сил.
Что испытал несчастный конь, увидев превращение зверя в человека, Волшан не знал. Обернувшись, он сидел, шипя сквозь зубы от боли и невыносимой чесотки. Видимо, Полкан его серьёзно поломал, но в горячке боя этого не чувствовалось. Конь понуро свесил голову в паре шагов от Волшана, только косил влажным глазом в его сторону, и убегать явно не собирался. Обротень вздохнул и тут же пожалел об этом – рёбра ответили новой волной зуда.
Вспомнилось предостережение деда-перевозчика. На заре, когда мелкая разливистая речушка ещё пряталась в сыром утреннем тумане, тот умело правил своей долблёнкой, переправляя Волшана на другой берег. «По старой дороге не ходь, – посоветовал, – недоброе там». Да только старая – через развалины древнего городища – была и самой короткой на его пути в Воинь. Он ходил ей не раз, и ничего «недоброго» не встречал. Разве разбойный люд попадётся, бродники, так где их нет? Но дедок настаивал: «люди пропадают, и следа нет, и косточек не сыщешь». Вот и нашлась разгадка. Раскоряченный труп полуконя лежал в центре поляны и смердел дерьмом и кровью. Был ли полуконь одним из проявлений «семени зла», или попросту редким порождением нечисти, оборотень не гадал. Одним чудовищем стало меньше – разве не за этим он согласился на службу?
Едва зуд стал немного утихать, Волшан поднялся на ноги и подошёл к коню.
– Ильк тебя зовут, значит? Странное имя. Ненашенское, – обронил он, оглядывая жеребца.
Уздечка и седло на нём были в степи сработаны, печенежские, но в этом здесь, так близко от границы Дикого поля, не было ничего странного. Странным был сам конь – некрупный, крепкий