Поцелуй смерти. Лорел Гамильтон
существовать вообще без мастера. О таком могут мечтать лишь самые юные среди нас.
– Те вампиры, что здесь, они да, юны. Ни одного старше ста, большинство между пятьюдесятью и двадцатью, и есть еще десять и моложе.
– И все они американцы?
Я постаралась припомнить:
– По-моему, да.
– Американцы – и живые, и нежить, – публика особенная. Свой идеал свободы они ценят выше всего того, о чем мечтали бы все остальные из нас.
– Страна у нас молодая.
– Да. В иные времена и эпохи Америка ширилась бы и строила империю, но вы слишком поздно повзрослели. Мировые лидеры и военные ни за что бы сейчас не допустили таких завоеваний.
– А неплохо бы начать оставлять себе немножко тех территорий и ресурсов, за которые гибнут наши солдаты.
– Ma petite, ты тайная империалистка?
– Просто надоело смотреть по телевизору, как погибают наши парни и девчонки, ничего за это не получая, кроме мешков для трупов.
– Свободу и благодарность тех людей, которым вы помогаете, – сказал он очень мягко.
Я засмеялась:
– Ага, они так благодарны, что все время пытаются нас взорвать.
– Что ж, Америка становится взрослой в необычный момент истории, с этим я согласен.
– В общем, эти ребята готовы лучше умереть, чем рисковать быть связанными с тобой обетом крови. Но я настолько хорошо их чувствую, будто они и так принадлежат нашей линии крови.
– Интересно и неожиданно. Ты уверена, что они к ней не принадлежат?
Я сделала глубокий вдох, выдохнула, сосредоточилась и попыталась на эту тему подумать, ощутить то, что ощущала. И открыла Жан-Клоду это ощущение, чтобы он чувствовал вместе со мной. Перестала говорить, раскрывшись, чтобы он мог взять это ощущение прямо из моего разума.
– Я подумаю об этом.
Он чуть отодвинулся, слегка приподнял щиты.
– Ты о чем-то подумал, что мне должно не понравиться?
– У меня есть одна мысль, только и всего. Я хочу ее обдумать и спросить мнения некоторых старших, которым я больше всего доверяю, перед тем, как поделиться ею с тобой.
– Когда-то ты мне просто соврал бы.
– Когда-то, ma petite, ты бы не заметила, что я от тебя что-то скрываю.
– Я тебя знаю, – сказала я.
– Мы знаем друг друга, – ответил он. – Доверишь ли ты мне, чтобы я сохранил эту мысль про себя, пока не сочту, что готов ею с тобой поделиться?
– Я бы предпочла знать.
– Доверишь ли ты мне?
– Да, – вздохнула я. Но про себя подумала: «Я хочу знать» и снова оказалась у него в голове. Он меня осторожно отодвинул.
Мой наблюдательный пункт переместился и оказался не в самой его голове, а перед Жан-Клодом, чуть выше. Так бывало при этом дистанционном наблюдении, пока я с ним не освоилась, но сейчас это Жан-Клод меня чуть оттолкнул.
И улыбнулся мне – глаза кобальтовой синевы, такой истинной темной синевы, какой я ни у кого другого не видела. Глаза, потом черные кудри, рассыпавшиеся поверх поблескивающего