Атаман Ермак со товарищи. Борис Александрович Алмазов
а в протопленных – яростно хрястали веники, стонали и выли парильщики. Малиново-фиолетовые вылетали они оттуда, в чем мать родила, и с уханьем сигали в проруби или валялись по сугробам. «Хвощалась» вениками вся Москва. Ближе к вечеру пошли мыться бабы и ребятишки.
Ермак с Алимом отлежались на лавках после бани, отпились квасом. Сестры привели укутанного в одеяла, румяного, как яблоко, Якимку.
– Ну что, Якимушка! – – сказал Ермак. – Кваску-то выпьешь?
– Угу.
– Мылся-то хорошо? Со тщанием?
– Угу!
– А носик мыл? А уши мыл?
– Все мыл, – выдувая кружку кваса, солидно сказал Якимка.
– Где же вот все! – сказал атаман, -А глазены? Небось не мыл! Вон они у тебя какие черные!
Якимка ошарашенно уставился своими раскосыми вишнями на крестного. Ермак засмеялся, схватил крестника в охапку, усадил на колени. Якимка понял атаманову шутку и успокоился.
– Ну что, Якимок, – идтить на новую службу, или станем с тобой в Старое поле ворочаться?
– Давай на службу сбираться, – сказал Якимка.
– Во как расположил!– ахнул его дед Алии. – Через чего ж ты думаешь, что на службу лучше?
– В Старое поле еще успеем, – сказал Якимка. – А службы не станет.
– Ого! – сказал атаман Алиму. – Что ж ты брехал, что яму только четыре года… Вот он как гутарит – думный дьяк да и только. Якимка загордился.
– А тут большого ума не надоть! – сказал Алим. – Ну-ко, Якимушка, возьми моченого яблочка да ходи отсель, ходи к бабке, неча тебе с казаками вертеться…
– Я тоже казак! – – засопел Якимка.
– Иди-иди! Казак беспортошный! Мал еще!
Понурившись и волоча валенки, Якимка ушел. Крестный перечить деду не стал.
– Ты сам рассуди! – говорил сотник. – Ну, скажем, вызвал тебя царевич, царство ему небесное… А сейчас-то чего назад не отпускают? Шутка ли, второй месяц на Москве держат – какой ради надобности? Вон, Якимкиного отца и на денек не отпускают на побывку, а тебя держат… Боевого атамана. Там, подо Псковом, лишних много, что ли? Стало быть, имеют на тебя виды.
– То-то и оно! – согласился Ермак. – Да знаю я, какой будет сказ. Мне найденыш мой – Урусов -все порассказал. Про пермскую службу…
– Ну, и чего?
– Да вот и не знаю, идти мне или нет.
– А кто тебя спрашивать -то будет!– засмеялся Алим. – Ты, чай, не в Старом поле, а в Москве. В Москве «нет» не говорят! А то мигом на голову короче станешь…
– То-то и оно! – Не стал Ермак говорить, что вот, мол, Алим давно казачью волю потерял, а он не, хочет из хомута в хомут лазить…
– А что худого!? – горячился Алим. – Будешь хоть за стенами жить, а не как волк, прости Господи, по степу мотаться… Не молодой, чай…
– Ну-ко, спорщики, идите отсель… – В горницу вошла Алимова жена со снохами. – Мы убирать станем. Полы мыть да налавочники менять, ширинки и всяки уборы… Давайте скореича – мне еще в баню надоть…
Строгая, повязанная по брови черным платком Сама