Атаман Ермак со товарищи. Борис Александрович Алмазов
большинству казаков непонятными, знаками. Выясняя, кто идет, да откуда, да какого рода, и прочие известия… А когда выясняли, что свои, когда спешивались да из стругов выходили – разводили общие костры и братались-гулеванили. При впадении в Дон Толучеевки – реки подошел скрадом отряд Мещеряка. Издали казаки его заприметили, да он и не таился – сам на холме стоял. Но сколько у него людей и каких – со стругов было не видно. Помахал казакам: «Кто такие? Кто атаман?» А как ответили: «Ермак. На Низ идем!» – с коня соскочил да бегом к реке. Чуть не по пояс в воду вбежал, к Ермаку кинулся!
– Здорово! Здоров! Вот какая радость, а нам в Мещере сказали, что ты убит!
– Не я, Черкашенин.
Обнялись атаманы, тут и казаки, что в прибрежных зарослях ховались, без всякой опаски на берег высыпали, человек с полета.
Целый день дневка была. Вольные казаки вокруг костра сидели, и пели, и плясали. С интересом смотрела голутва, особливо те, кто на Дону николи не бывал, как они пляшут, носки выворачивая, как вприсядку ходят да нагайкой над головой вертят… Чудно! Не пляшут так-то на Руси. Не поймешь, то ли пляшут, то ли дерутся… Мещеряк вел своих казаков из-под Тулы. Там , вместо казаков на службу касимовских татар взяли.
– Они что, с ума сошли? – спросил Яков Михайлов. – Они же ногайцам города откроют и на Москву поведут.
– Нет, – сказал Мещеряк. – Не приведут. Они присягали на шерсти.
– Ворон ворону глаз не выклюет! – не поверил Михайлов.
– Не знаешь ты степняков, – сказал Ермак. – Не ; изменят! Это точно. Костьми полягут – не изменят, а за честь, что их на службу царскую взяли, драться будут не на жизнь, а на смерть…
– Драться-то будут, а вояки-то они хреновые! – сказал Мещеряк. – Моим ребятам не в пример.
– А за что вас со службы уволили?
– Да мы сами ушли! – сказал Мещеряк.
– Через чего?
– Тоска взяла. Караулы да караулы… Да мужиков тиранить… Нет на то нашего согласия. Надоело боярам кланяться, чванство ихнее невмоготу стало… – Мещеряк пытался объяснить то необъяснимое, что срывало их с мест сытных, городов спокойных и гнало в дикую степь, в пустыню безлюдную…
– Не схотел, стало быть, на собачьей доле волк жировать! – засмеялся Ермак.
– Во-во… У волка своя воля. Тяжела волчья доля , а все ж – воля!
– То-то и оно… – вздохнул Ильин. – Отбилися мы от правильной жизни.
– А где она, правильная?– сказал Ермак. -Правильная, когда отец сына убивает да грех по всей стране чинит? А?
– Нам от него шкоды не было! – сказал Михайлов. – А что бояр казнил, так туда им и дорога.
– А непотребство по всей державе, а блядня бесконечная! – не унимался Ермак.
– А тебе-то что? Это че, женка твоя была? Сестры?
– Нет! – взвился Мещеряк. – Я тоже в такой державе жить не хочу! Не буду!
– Да… – сказал Ермак, мостясь поближе к теплу догорающего костра. – Я слыхал, страна такая есть -Беловодье: там люди по правде живут, в довольстве