Самый красивый конь. Борис Алмазов
по мячу – мяч в окне, ботинок в воротах. Пойдёт рыбу ловить, насадит червяка, махнёт удилищем – червяк за шиворот, а крючок вместе с удочкой и большим клоком штанов далеко в реке плавает.
Все ребята, конечно, кричат:
– Шляпа, лопух!
Он поэтому и в пионерские лагеря ездить не любил. Нынче вот в городе проболтался всё лето. Ходил на пришкольный участок, сорняки полоть. Сорняки оставил, а какие-то полезные корешки повыдергал. Все опять шумят:
– Пономарёв – дурак! «Пономарь» – лопух! – А один говорит: – «Панама»!
Так и превратился он из Пономарёва в «Панаму». Теперь пошло: «Панама, Панама»… Он уже привык, откликаться начал. Панама так Панама, у других ещё похуже прозвища.
И ещё у него была беда. Постоянно Пономарёв опаздывал в школу. Выходил-то из дому вовремя, просыпался рано, в шесть часов, когда отец вставал гимнастику делать. А на улице обязательно что-нибудь происходило. То в трамвае мотор перегорел: дым валит, вожатый бегает, пожарные прикатили. Хоть Панама и не досмотрел, чем там дело кончилось, а всё-таки в школу опоздал. То увидел, как над городом журавли летят в тёплые страны, – в люк свалился, в открытый. Ещё хорошо, не сломал себе ничего. Зато потом пришлось весь день отмываться. Всё-таки канализация.
Вот и сегодня тоже. Панама за полчаса до уроков из дома вышел, а школа-то вот она, рядом. Подумал Панама, что ещё рано, решил квартал кругом обойти. Один дом прошёл, второй, завернул за угол. А за углом, около закрытого ларька утильсырья, лошадь стоит, извозчик – седенький старичок – на огромной платформе сидит, газету читает. Ну, Панама и прилип.
Он обошёл лошадь вокруг.
Лошадь была мохнатая, словно плюшевая, на лоб свисала залихватская чёлка, и вообще вид был у неё какой-то хулиганский: нижняя губа оттопырена, задняя нога полусогнута – только сигареты и гитары не хватало, а то прямо хиппи из подворотни
А над копытами были белые мохнатые метёлочки, и из-за этих метёлочек лошадь казалась какой-то беззащитной. Тем более, была она вся перевязана ремнями и верёвками, на шее болталась какая-то штука, вроде как солдаты шинели скатывают, а на копытах были железные подставки с шипами.
– Дядя, а что это у неё на ногах? – спросил Панама и добавил: – Извините, пожалуйста. – Вечно он эти слова забывал вовремя сказать
Старичок посмотрел на него сверху и сказал в пространство:
– Дожились, дитё живой лошади не видало! Цивилизация! Это подковы, заместо ботинок, значит. Чтобы пятки не стоптать
– У!.. – сказал Панама. – Большое спасибо. Он ещё походил вокруг лошади, а старик смотрел на него печально, поверх очков.
– Ну что? Нравится?
– Да! Очень! – ответил Пономарёв. – Такая вся красивая, и пахнет хорошо.
– Эх! Не видал ты, парень, красивых-то коней. – Старик сложил газету. – Вот у моего отца тройка была! Кони-птицы, одно слово. Коренником – это который в средине – рысак орловский был, дак его, бывало, в оглобли два мужика заводят. Мотнёт головой – они на вожжах, как тряпки, болтаются.
– А это вожжи? – спросил Панама
– Вожжи! Да, меня отец всё вожжами порол, дак я их век ни с чем не спутаю. Вот они, вожжи, а это вот шлея, гужи, чересседельник, постромки, хомут, опять же удило и, конечное дело, супонь. Запомнил?
– Не-а…
– Это без привычки. Нонче опять же асфальт, а тогда всё лошадка…
– Лошадь лучше, – сказал Панама. – А можно мне её погладить?
– А чего ж нет? Погладь.
Панама дотронулся ладонью до меховой конской морды, лошадь насторожила уши, прислушиваясь. И Пономарёву вдруг захотелось обхватить её за шею и прижаться изо всех сил к этой добродушной голове с отвисшими замшевыми губами.
Глава вторая ЭТОТ СТРАННЫЙ ПЕДАГОГ
– Так, говоришь, лошадь лучше? – услышал Панама голос за спиной.
– Лучше, – сказал он, всё ещё не в силах оторвать руку от лошадиной морды. – Лошадь живая. Её позовёшь – она идёт. Машина что? Сел и поехал, а лошадь всё понимает. Вон она уже уши подняла – не боится меня больше. Поняла, что я ей худого не сделаю.
– А теперь ответь мне, ученик пятого класса Пономарёв Игорь, почему ты не в школе? – спросил тот же голос.
Панама оглянулся и увидел учителя русского языка и литературы Бориса Степановича.
– Ой, – сказал Панама, – а сколько времени? .. Извините, пожалуйста.
– Ты намеревался спросить «который час?» Через пятнадцать минут первый урок кончится.
– Но ведь я же на минуточку, – пролепетал Панама. – Я только лошадь посмотреть. Ах, шляпа я, шляпа…
– Парнишка коня-то как увидал, всё на свете позабыл, – сказал старичок, улыбаясь.
– Не он один такой! – усмехнулся Борис Степанович. И вдруг зажал портфель коленками, а руками ловко открыл лошади рот. – Так, говоришь, отец, восемь лет кобылке-то?
– Восемь и есть, – закивал старик. – Восемь.
– Рановато