Самый красивый конь. Борис Алмазов
там поговорил, опять в учительскую побежал, ну в классе, конечно, сразу шум, даже кто-то кукарекать начал. А ещё восьмой класс!
Опять вылетает Борис Степанович.
– Ну что ты будешь делать, – говорит, – никак дозвониться не могу. Как провалился! – И вдруг видит Панаму. – Ты чего делаешь здесь?
Панама объясняет: мол, так и так, трусов нет.
– Это очень кстати, то есть это скверно, конечно. И вообще, в этом месяце я второй раз вижу, как ты уроки прогуливаешь. Смотри, добром это не кончится.
– Ну я же не специально… – оправдывается Панама, а в восьмом классе орут – хором петь начали! А ещё восьмой класс!
– Вот что, – говорит Борис Степанович, – выручить меня можешь?
– Безусловно, – отвечает Панама.
– Это, конечно, непедагогично… И вообще категорически запрещается учеников по своим делам посылать, да тут вопрос жизни и смерти. Такие, брат, дела… Вот тебе деньги, адрес, садись на такси. Если охрана пускать не будет, звони по такому телефону. И записку эту в собственные руки Петру Григорьевичу отдай. Понял? В собственные руки!
На стоянке было несколько машин. Видно, стояли они давно: на них успел жёлтый лист нападать. В первой машине шофёр читал книжку. Панама решительно открыл дверцу, сел рядом и протянул бумажку:
– Здрасте, отвезите меня вот по этому адресу…
– Есть! – сказал водитель и начал выруливать со стоянки. – Собака, что ли? – спросил он, когда они понеслись по улице.
– Где? – спросил Панама.
– Да вот лечить-то?
– Кого?
– Я говорю, зачем в институт-то едешь? – и шофёр как-то странно на него посмотрел.
– В какой?
– Да ты хоть знаешь, куда едешь?
– Там написано, – глядя прямо перед собой, ответил Панама.
– Там написано: «Ветеринарный институт», вот я и спрашиваю, собака, что ли, заболела?
– Нет, – ответил Панама, – я с письмом…
– А, – сказал шофёр, – другое дело… А то я раза три доктора по адресам возил. Смехота! То у щенков зубки режутся, то кошка окотиться не может. Как сбесились все. А один едет, чуть не плачет – рыбки заболели! А рыбки-то эти гроша ломаного не стоят, и на сковородку-то не положишь.
Панаме почему-то стало очень скверно. И неожиданно для себя он сказал:
– У меня тоже рыбки есть! – Хотя никаких рыбок у него не было.
– Ты – пацан, ты – другое дело. А тут взрослый дядька в игрушки играется!..
– Всё лучше, чем водку пить! – сказал Панама и сам себе удивился.
– Это точно, конечно. .. – сказал шофёр и замолчал. Панама выскочил из машины, бодро толкнул дверь института, но сердце у него бешено колотилось.
В большом вестибюле, за никелированным забором стояла толстая тётка с громадной кобурой на боку.
– Тётя, извините, пожалуйста, могу я видеть Петра Григорьевича Николаева?
– Пропуск заказан? – рявкнула тётка.
– Нет, тётя, я с письмом, – сказал Панама самым вежливым голосом, на который был способен.
– Звони