Казачьи сказки. Борис Александрович Алмазов
хоть бы и самому сатане! – сказал он и, встав на колени, прочитал молитву.
С каждым словом сила вливалась в его изможденное тело, и вот мог он уже встать на ноги, а когда прочитал Богородицу, то смог медленно пойти по дороге. Надсаживаясь, вынул он из плетня осиновый кол и побрел, опираясь на него, как на костыль.
Долго брел он, читая молитвы, пока не пришел на пыльный бахмутский майдан, где ветер гонял всякий сор, потому что весь Бахмут – и казаки, и мещане, и крестьянский люд были в соборе.
Полон был собор и жарко горели свечи. Посреди храма стояли два гроба. Емельян притиснулся поближе и взглянул в лица мертвецов. В одном гробу лежала Марьяна, все такая же прекрасная, как и при жизни. И только показалось Емельяну, что сквозь прикрытые ее веки с черными ресницами неотступно следят за ним горящие ведьмины глаза.
Он глянул во второй гроб, и мороз подрал его по коже. Во втором гробе, в полной воинской справе, лежал он сам. Да так – будто только заснул – еще и румянец не погас на его молодом, чуть тронутом смоляной бородкой лице.
Из алтаря вышел священник и весь причет, чтобы совершить отпевание, но в этот момент толпа раздалась, и старуха явилась ко гробу:
– Люди! – закричала она молодым звонким голосом. – Люди, не верьте глазам своим! Это не Марьяна и не хорунжий, а ведьмаки-оборотни, что украли наш облик и молодость!
– Кто пустил сюда эту сумасшедшую! – зашептали в толпе. – Кто она?
– Та кто ж ее знает! Уж два года, как явилась неизвестно откуда, и живет в доме атамана. Сразу, как он уехал на войну.
Старуху оттеснили, затолкали.
И тут Емельян, которого толпа вынесла ко гробу, высвободил руки и что было силы воткнул осиновый кол в грудь лежавшему во гробе хорунжему.
Страшный вихрь с воплями и визгами понесся по собору. Вылетевши из гроба черной птицей, взвилась ведьма, заслоняя собой гроб хорунжего, который извивался и шипел, как червь, пригвожденный шилом.
И тут Емельян увидел рукоять своей сабли, висящую перед об разом Божьей матери. Черная рукоять, как крест, висела на темляке, подвешенном на лампаде.
– Господи Боже мой! Владычица Богородица! – закричал Емельян, и голос его вдруг наполнил всю церковь. – Умоляю вас памятью всех мучеников и страстотерпцев, памятью матери моей и многострадального верного казачества; придите ко мне на помощь!
Яркий луч вырвался из лампады, и скользнула по нему прямо Е руки казака рукоять со святыми мощами.
– Силою честнаго животворящего креста! – прокричал казак – Изыдите от нас силы зла! Вернитесь туда, где ваше место! – и швырнул реликвию прямо в сатанинский клубок.
Грохнуло в храме, черный клуб дыма, стая ворон и летучих мы шей метнулась под купол. Ахнула и раздалась толпа, увидев, что в гробах больше нет ни Марьяны, ни хорунжего, а лежит страшный писарь, проткнутый осиновым колом, и старуха с раскроенным рукоятью сабли черепом.
Два трупа тихо потрескивали, как тлеющие угли, сжимаясь и уменьшаясь в размерах. И вот уже нет ни их, ни гробов, а куча пепла лежит посреди храма.
– Марьяна! –